***


Когда со сборами было покончено, Смолл уселся читать. Флора молча наблюдала за тем, как меняется его лицо. Когда герои книги попадали в беду, парень хмурился, но в его глазах загорался интерес. Если же случалась любовная сцена, он всячески старался не показывать никаких эмоций.

Наконец протрубили в рог, оповещающий о восходе солнца.

Смолл тут же вскочил, надел рюкзак, попутно запихнув в него книгу, и побежал по лестнице вниз. Принцесса направилась следом. Марта стояла у открытой двери и махала Артуру. Обернувшись к Флоре, она на мгновение поджала пухлые губы, но тут же заставила себя улыбнуться.

– Вы уж простите моего мужа, у него работа, а после он должен забрать Монти, ― сказала Марта.

– Ничего страшного, ― улыбнулась Флора. ― Если Генри с Мауром придут… ― она запнулась.

– Мы скажем, что вы отправились домой, ― пообещала Марта.

Флора смотрела на эту добрую женщину и едва сдерживала слезы. Она никогда не видела свою мать, та умерла, когда ей было два года, но принцессе казалось, что ее мать должна была быть такой же красивой, ласковой и заботливой, как Марта. Марта приютила ее, накормила, одела, а чем Флора ей отплатит? Уведет с собой ее старшего сына? Давящая боль в груди не давала покоя.

«Ведь она даже не знает, что завтра не увидит Смолла, ― сокрушалась Флора. Она представляла, как спускается туман и представляла, как Марта обеспокоено бегает по дому, как кричит на Артура, как зовет Смолла. ― Не хватит же ей глупости броситься ночью на его поиски. Смолл написал записку, но найдет ли она ее?».

Смолл не мог смотреть на мать, у него щипали глаза. Он думал, что покинуть родной дом будет проще. Собираешь вещи и в путь… дел-то. Но связь с семьей оказалась куда крепче. За годы, что он жил с семьей их сердца ― особенно его и матери ― соединились толстой незримой нитью. И пусть Смолл сейчас был все еще дома, рядом с Мартой, его сердце предчувствовало разлуку, и незримые нити натягивались, причиняя Смоллу боль.

– Смолл, ― глухо позвала Марта.

Смолл поднял лицо, и в тот же миг Марта бросилась ему на шею и разрыдалась.

– Пообещай, что напишешь письмо сразу, как только доберешься до Древа, ― потребовала она, красная, вся в слезах. ― И пообещай, что будешь цел и невредим!

У Смолла по щекам побежали слезы, он ничего не мог с собой поделать. Он просто прижался к матери и заплакал. Ему было больно, но он чувствовал, что это необходимая боль.

– Как ты поняла?

– Я твоя мать…

– Я хотел оставить тебе записку…

– Знаю…

– А еще монеты, семьсот серебряных… они лежат в подушке.

– Корни святые, откуда ты столько взял?

– Корни помогли, ― признался Смолл. ― Пообещай, что вы справитесь без меня?

– Справимся, мы-то справимся.

– Прячь деньги от отца!

– Он хороший человек, Смолл…

– Но азартный.

Марта отпустила Смолла и поглядела на него красными глазами.

– Когда ты вернешься?

– Когда буду в силах что-то изменить, ― ответил Смолл, рубашкой вытирая слезы.

Марта обернулась к заплаканной принцессе. За годы, проведенные в замке, девушка научилась плакать совершенно бесшумно.

– Простите меня, пожалуйста, ― попросила Флора. ― Из-за меня ваш сын…

– Вы тут не причем, ― мягко сказала Марта и обняла девушку. ― Он бы рано или поздно ушел, это было неизбежно. А так… раз он с вами, я буду самую чуточку, но меньше волноваться.

– Ты врешь, мам, ― протянул Смолл, и Марта улыбнулась, отстраняясь от принцессы.

– Все, идите, ― махнула она. ― Скорее, дайте уже мне поплакать одной.

Смолл в последний раз оглядел дом. Родные деревянные стены, белая каменная печь, возле которой он грелся в непогоду, сосновый стол, гладкий сверху и шершавый снизу. Смолл вспомнил, как часто получал занозы, проводя рукой по обратной поверхности столешницы. Затем задержал внимание на промятой кровати. Как-то раз на ней он застал голых родителей, извивающихся в странных позах. Тогда они сказали ему, что занимались зарядкой. После этого у Артура два года не получалось уговорить Смолла отправиться с ним на зарядку у озера Лужи.