«Кровь.

Жидкая субстанция организма, состоящая из плазмы, красных и белых телец. И гемиглобина, – записала Лена на проштампованном экзаменационном листе.

Неожиданно девушка ощутила резкую дурноту. Голову сдавило, будто железным обручем. Листок поплыл из-под рук.

– Лазорева?

Склонился над девушкой обеспокоенный преподаватель.

– Ты хорошо себя чувствуешь?

– Нет, – выдавила из себя Лена, – вернее, не очень хорошо. Можно я пойду отвечать следующей?

– Конечно, иди. Воды тебе не налить?

– Не нужно, спасибо. Мне уже лучше.

С удивлением, окинув взглядом листок, Лена обнаружила, что тот, оказывается, исписан сверху до низу.

Когда она все это написала, хоть убей, Лена не помнила.

Потерев саднящие виски, обеспокоено подумала о том, уж не сходит ли она с ума?

– Лазорева! Вы отвечать собираетесь?

Лена ответила на «отлично», несмотря на все переживания, нарастающую головную боль, жару и ночные кошмары.

Выйдя из кабинета, она забралась на подоконник, поджидая друзей.

У ребят к третьему курсу сложилась традиция после экзаменов отмечать события маленькой попойкой.

Когда товарищи выбрались из лап экзаменующего препода, Лена предложила ребятам не шататься по низкосортным барам, а поехать к ней на квартиру и отпраздновать сдачу последнего экзамена чинно и благородно.

– А и правда? – поддержала предложение подруги Таня, – Любопытно посмотреть на подарок Ленкиного папаши. И повод подходящий! Едем?

Прихватив в ближайшем киоске классический молодежный набор – пиво, сухарики, сушеные кальмары и чипсы, друзья направились к Ленке домой.

– Что ни говори, все старые дома выглядят загадочно, – уронил Сашка, Танюшкин парень, пока они проходили под лепными высокими потолками, возвышающимися над широкими лестничными пролетами.

– Не загадочно, а мрачно, – возразила ему Татьяна, настороженно озираясь по сторонам.

Лена неожиданно почувствовала, что подруга её раздражает.

Та вышагивала перед Серёгой, нарочито вертя аккуратной круглой попкой. Взгляд Сереги то и дело соскальзывал на аппетитные Татьянины округлости. На Тане были нежно любимые ею брюки цвета «белой ночи» и черная коротенькая майка, оставляющие открытым гибкий, поджарый, как у хорошей гончей, живот. В ушах болтались длинные, чуть не до плеч, яркие пластмассовые серьги – девушка обожала все сверкающее и яркое. Волосы, темные, с неожиданными всполохами алого пламени, свободно развивались за спиной.

Рядом с жизнелюбивой, яркой, как канарейка, Татьяной, Лена чувствовала себя блеклой, серой и скучной забитой церковной мышкой.

В тайне она завидовала яркой внешности, легкому характеру, искрометному нраву подруги. И сейчас задалась вопросом: а не привлекает ли Таня Серегу, который, как она это знала, порядком подустал от их вяло текущих отношений?

Поднявшись на пятый этаж все посмотрели в сторону лестницы.

– Я думал, в доме пять этажей?

Серёга вопросительно посмотрел на Лену.

– Правильно думал. Лестница ведет на чердак.

В чёрном провале над лестницей свет таял, как сахар в кипятке.

Из темноты кто-то наблюдал за ними, затаившись.

Кто-то злобный поджидал благоприятного момента.

– Ты дверь-то открывать будешь? Или как?

Толкнул Лену в бок Серега, заставляя выплыть из мира страшных фантазий.

Лена поспешила провернуть ключ в замке. В распахнутую дверь навстречу им повеяло теплым воздухом.

Оказавшись в коридоре, все облегченно вздохнули.

Ребята, по непонятым причинам, решили расположиться в «кровавой спальне». Будь на то Ленина воля, она бы предпочла зал. Там просторнее и светлее. Да и к входной двери, если что, поближе.

Друзья уселись на пол, поставив между собой, посередине, тарелку с чипсами и солеными орешками.