В нашем городе солнце встает прямо из моря и целый день обжигает своими лучами все двадцать километров феодосийских пляжей. А когда солнце садится позади города в степь и в крымские горы, туда где Старый Крым и Агармыш, тогда по всей степи начинают громко хохотать лягушки. Они смеются до самой ночи над людьми и отдыхающими, над собой и над феодосийскими паровозами, которые, как динозавры, осторожно пробираются по береговой кромке между людных пляжей. Солнце печет. Город полон тюльпанов, сирени, цветущих акаций и роз. Степь приносит свои цветочные ароматы – запахи простора и свободы. А в это время в безбрежных пространствах океана ныряют киты. Они ныряют в невыразимо синие глубины и, грациозно хлопая хвостом и поводя носами, вспоминают о том, какая в Феодосии теплая весна и как суматошно цветение разнотравья. Влюбленные в Феодосии, если отходят друг от друга на двадцать метров, то между ними возникает электрическая дуга, которую чувствуют все окружающие. Поле счастья, заряженное ионами, светится в пространстве, заставляя людей, видящих его, терять голову. Только с разбегу в воду можно спасти попавшего во влюбленное поле.

А когда это все было? Это было в понедельник марта. Уже задолго до этого чувствовалось вовсю, что смерть зимы уже предрешена, глаза весны открываются и март прорывается сквозь зимние завесы. И они спешили! И он обещал ей свою любовь. И выслушивал ее сердцебиение сквозь злобствующие зимы. Я люблю тебя! И чайка летит! Я люблю тебя! И рушатся тонны льда и переворачиваются подтаявшие айсберги! Я люблю тебя! – ты моя весна. Я буду греть твои ладони, петь под твоими окнами до утра, задыхаясь в ночной сирени; за одну ночь подле твоего дома исчезнет асфальт и расцветут все цветы мира; в гавани прямо на железнодорожный переезд выбросится белый кит с морским цветком офиурой в зубах для тебя. Вокруг него ходят горожане и уговаривают его не краснеть, а признаться, не махать хвостом, посылая от побережья цунами, а скромно подать офиуру и поцеловать твою ручку. Белый кит все стесняется, он теперь розовый. Все это было в понедельник, понедельник марта. Над нами летала чайка, родившаяся со словами на крыльях: «Я люблю тебя!» Я долго искал ее в гнездах на островах. Теперь она всегда в небе над твоей головой. Я люблю тебя!

В моей голове план – позвонить, не забыть, спросить и сходить… и еще встретить мою любимую. И вдруг план рушится: она ведь скифлянка, инопланетянка, римлянка… Ее ведь нужно встретить красиво! («…Подари мне что-нибудь, чтобы я запомнила», – пробормотала она ночью во сне.)

А я-то уже забыл, как всегда, что обещал…

Тринадцать здоровенных георгин, купленных, как во сне, оказались в моих руках и неожиданно, и независимо.

…и зачем я с ними еду в город… и купил…

Вспомнил – я еду встречать любимую!

Совершенно прервали планы тринадцать – пошло-розовых, и неприлично-розовых…

…и беззащитно-розовых,

…и, наконец, великолепно-розовых,

…и очень больших, как страны и континенты.

Я еду в маршрутке, они не вмещаются и занимают весь проход…

Мужчины глядят на меня недоброжелательно. Женщины взглядывают мягко и заинтересованно.

Два георгина красные, как октябрята, с их пионерскими галстуками.

Сижу нейтрально и воспитанно. И от этого еще более нездешний.

Держу их в руке, будто так и надо. И не поймешь меня, в школу я их везу, на детский праздник, или жениться еду, или обольщать.

А георгины большие, и от этого они почти что и не цветы даже…

Два георгина белые, и каемочки их лепестков постепенно нежно окрашиваются в едва уловимый фиолетовый.