– Верно, но ты прекрасно знаешь, что нервов у меня нет вообще. Неплохое качество для человека, который зарабатывает себе на жизнь так, как я.

– Так, как ты зарабатывал. Но теперь, когда ты продал все свои игорные дома и, насколько я понял, вот-вот заключишь соглашение о передаче борделя Мэдлин Ривз, все изменится.

Гриффин покосился на собеседника с большим неодобрением. Все-то он знает, хотя и сам Гриффин, и его домочадцы всегда старались держать язык за зубами. Тайна, неизменно окружавшая Гриффина и все его дела, одновременно поддерживала его репутацию и заставляла окружающих относиться к нему если не с уважением, то с осторожностью. В некоторых кругах его считали главарем некой преступной шайки. Гриффин никого не разубеждал, полагая, что такое отношение ему только на пользу, особенно когда излагал другим свой взгляд на деловые и финансовые проблемы.

Тот факт, что он неизменно карал тех, кто оказывался настолько глупым, что предавал его, тоже помогал. Репутация – ничто без воли и средств для ее поддержки: железных кулаков. Годы, проведенные на лондонских улицах, научили его этой нехитрой истине уже давно.

– Я не стану спрашивать, откуда тебе об этом известно, – сообщил он и расположился в кресле у камина.

– И правильно сделаешь, – усмехнулся Доминик. – Кстати, сомневаюсь, что ты на самом деле хочешь это знать.

Гриффин не проглотил наживку. Он сделал глоток действительно превосходного коньяка – разумеется, попавшего к нему от контрабандистов, – и с удовольствием прислушался к своим ощущениям.

Доминик присел на соседний стул.

– Мне нравится направление, в котором ты движешься, Гриффин. Твои инвестиции удачны, и твое состояние – я имею в виду легальное состояние – неуклонно растет. Но я не понимаю, почему ты хочешь все бросить и отправиться в те части света, где лучше не бывать. И все это именно сейчас, когда ты существенно упрочил свое положение. – Он подался вперед, глядя на собеседника со всей возможной серьезностью. – Ты же знаешь, что в этом нет никакой необходимости. Достаточно немного времени и терпения с твоей стороны и небольших усилий с моей, и тебя станут принимать даже в высшем свете, перед тобой откроются двери лучших домов королевства.

Хотя Гриффин никому ни словом не обмолвился о своих планах, Доминик давно знал, что он хочет покинуть Англию, оставив заодно далеко позади свое прошлое. Уладив все дела, он намеревался первым же подходящим судном отплыть на восток.

– Я и так являюсь отпрыском одного из лучших семейств королевства, – спокойно ответствовал Гриффин. – И не имею никакого желания общаться с остальными, во всяком случае, за пределами игорного дома или борделя.

Доминик прищурился. Его изумрудно-зеленые глаза стали ледяными – так всегда бывало, когда Гриффин раздражал его.

– Знаю, – усмехнулся Гриффин, – я тяжкий крест. Но я пригласил тебя сюда не для того, чтобы услышать мнение о моих неудачах или грядущих путешествиях. Просто возникла неожиданная проблема, от которой, надеюсь, ты меня избавишь.

Доминик взирал на него в течение нескольких секунд с совершенно непроницаемым выражением лица, после чего, вероятно, решил прибегнуть к тактическому отступлению.

– Понимаю. Фелпс оставил странное послание о младенцах, печатках и дамах под вуалью. Это было похоже на плохую мелодраму. Ведь на самом деле никакого младенца нет, правда?

В этот самый момент открылась дверь, и в гостиную вошла Мэдлин с младенцем на руках. Она одарила Доминика самой соблазнительной улыбкой из своего арсенала и грациозно проплыла через комнату – ну чем не мадонна? Мэдлин уже несколько лет пыталась соблазнить Доминика, но тот проявлял невиданную стойкость. Правда, это ее не останавливало, и попытки продолжались.