Я хотел бы поблагодарить Би-би-си за приглашение выступить на Радио-4. Давно пора двигать культуру в массы и по утрам тоже. Но прежде чем начать, я хотел бы воспользоваться возможностью и сообщить родителям, что добрался благополучно.

Привет, мама! Привет, папа! Доехал нормально. Второй класс поезда был битком набит, я пошел в первый, нашел свободное место и прикинулся сумасшедшим. К счастью, у контролера в семье тоже есть душевнобольной, поэтому он отнесся ко мне сочувственно и пересадил на табуретку в купе для проводников. Как вам известно, в обычной жизни я интроверт, так что жутко вымотался, прикидываясь душевнобольным экстравертом в течение целого часа и двадцати минут. И страшно обрадовался, когда поезд на всех парах въехал в монолитную пещеру вокзала Сент-Панкрасс. Если честно, папа, никаких паров не было; как ты знаешь, их давно отменили, от них осталось лишь одно эротическое воспоминание в головах обкуренных вокзальных завсегдатаев.

Ну да ладно… Я взял такси, как вы велели, такое черное, с высокой крышей. Сел и бросил:

– Отвезите меня на Би-би-си.

– На которое Би-би-си? – спрашивает шофер. Тон у него был довольно гнусный. Я едва не ляпнул: «Не нравится мне твой разговор, парень», но прикусил язык и пояснил:

– Я выступаю сегодня на Радио-4.

– Хорошо, что не по ящику, – с такой-то рожей, – буркнул водитель.

Он, очевидно, намекал на кусочки зеленой туалетной бумаги, которыми я заклеил порезы после бритья. Я не нашелся что ответить на это чудовищно бестактное замечание и потому промолчал, уставившись на счетчик, как вы велели. Ты не поверишь, мама, но поездка обошлась мне в два фунта и сорок пять пенсов!.. Нет, я, конечно, понимаю, но… это невероятно, правда? Два фунта и сорок пять пенсов! Я дал шоферу две фунтовые бумажки и пятьдесят пенсов монетой и сказал, что сдачи не надо. Не стану повторять, что он мне ответил, потому что это все-таки Радио-4, а не какая-нибудь ночная радиостанция для бродяг. Шофер швырнул пять пенсов в водосток и рванул с места, выкрикивая грязные ругательства. Я шарил в водостоке черт знает сколько времени, но, к нашей общей радости, нашел-таки пятипенсовик.

Тип в генеральской форме преградил мне путь под священные своды Центра радиовещания и спросил:

– А ты кто такой, милок?

Я отвечал холодно (на его тон мне тоже было плевать):

– Меня зовут Адриан Моул, я – автор дневников и юноша-философ.

Он обратился к другому генералу… вот сейчас мне пришло в голову, что тот, второй, был, наверное, генерал-аншефам, потому что вид у него был очень благородный, хотя и потертый. Так вот, первый генерал крикнул:

– Посмотри-ка в списке фамилию Моул! Второй генерал ответил вежливо и культурно (как и подобает шефу):

– Да, есть в списке Моул… Студия Б-198.

И не успел я оглянуться, как у моего локтя возник сморщенный старичок и направил меня к лифту, роскошному, как дворец. Потом, когда мы вышли из лифта – а лифт, между прочим, в два раза больше моей спальни, – старичок повел меня по извилистым и запутанным коридорам. Это напомнило мне Министерство Правды из книги Джорджа Оруэлла «1984». Неудивительно, что диск-жокеи все время опаздывают на работу.

Наконец, измученные и задыхающиеся, мы оказались у двери студии Б-198. Я немного беспокоился о пожилом провожатом. Откровенно говоря, я боялся, что мне придется делать ему искусственное дыхание, настолько он ослабел. Думается, Би-би-си обязано снабдить каждый этаж кислородной подушкой для нужд своих престарелых сотрудников, и квалифицированная сиделка тоже бы не помешала. В конечном счете они на этом сэкономят: не придется постоянно искать замену работникам и собирать деньги на венки и прочее… В общем, добрался я сюда нормально, о чем я и хотел вам доложить. Ой, а вы знаете, тот парень с Би-би-си, с которым я переписывался, продюсер Джон Тайдман, так вот, он весь в перхоти! Значит, он действительно