Собравшись там в гостях, взрослые любили устраивать меж ними борцовские турниры- брат на брата, по весу. И наш «весомый» герой, не уступал старшим, а когда проигрывал, чтобы не оказаться на лопатках, вставал на «мостик», упершись головой об пол, и требовал повторной схватки. Все хохотали.

Детскими забавами в «Копай городе» были: лазание по терриконикам в поисках угля и катание, как на «тарзанках», на лебедках с вагонетками, с помощью которых сюда сгружали породу. Особенно этим отличались воинственные чеченские пацаны. И был там еще небольшой затопленный карьер, где в жару плескались пацаны. Туда то, этим братьям и разрешалось прогуляться.

Поскольку наш герой, еще и плавать толком не умел, братья его оставили сторожить одежду, а сами попрыгали в воду. Он сидел в расстроенных чувствах. Рядом, была группа таких же малолеток, которые посматривали на него и что-то говорили о своем по-русски. И он услышал слово «колбит» и крикнул, раздраженно им:

– «Да сами вы, колбиты!».

Один из них вскочил и с гордым видом произнес,

– «Я не колбит, я нохча!»

Не зная, что обозначает слово «нохча», в ответ он выругался по-казахски,

– «Аузынды урайын, нохча!» по смыслу -Заткнись нохча, пока я не побил твой рот!»).

И пошла пацанская заруба! Сначала все было по-честному – один на один, потом вмешались еще двое. Отбиваясь, но видя, что ему не справиться с троими, он стал выкрикивать: «Ағайындар, көмек!» (Братья, помогите!).

Помощь пришла в лице «семи богатырей», инцидент был исчерпан и две компании мирно разошлись. С тех пор, он безоговорочно соблюдал субординацию старшинства, следуя благородному наказу предков. И он получил правильный урок из этой детской драки – не унижать людей их национальностью.

Чуть позже, он узнал и слово «жид», но не мог понять почему евреев так называют. Евреем был их сосед, через забор. Но его нельзя было назвать жадным, да и его дочки с красивыми именами Рита И Ляля, были обычными девчонками, которые, выбегая из дома с куском хлеба, посыпанным сахаром, также как и все кричали "Сорок один-ем один!". А если забывали, то со всех сторон неслось: "Сорок восемь-половинку просим!" И ты обязан был делиться. Хотя, конечно, и так никто один не ел.

И даже их собака, бульдог по кличке «Тимур» был добрым малым, пока, уже попозже, не стал мешать ему и его друзьям, ставшим уже шкодливыми и озорными подростками, лазить в соседский сад.

Конечно, он тосковал по дням младенчества, по бабушкиным рассказам, по ее теплым твердым ладошкам. Рано утром, когда все в доме еще спали, он вставал с постели, одевался и ждал, когда во дворе скрипнет входная калитка – сигнал, что бабушка пришла доить корову. Тогда он выбегал ей навстречу и, радостно распахнув руки, попадал в ее теплые объятья. Он долго вдыхал ее запах, сдерживая детские рыдания. И не показывая слез, брал из ее рук молочный бидончик и шел в сарай, деловой походкой маленького помощника. Но вскоре корову продали…

Он долго не мог привыкнуть к тому, что за столом братья спокойно ждут, когда им в тарелки положат еду, он же нетерпеливо требовал, чтобы ему накладывали с верхом и только тогда приступал к еде. В отличие от братьев, в еде он был непривередлив и даже ненасытен. Его тетушка до сих пор со смехом рассказывает, как в детстве тот брал большую ложку, делал границу посередине сковородки с жаренной картошкой и, угрюмо показывая на ближайшую к нему половинку, произносил-«МОЕ». И не дай бог, если кто-то посягнет на нарушение этой границы, пока он не наестся!!!

Так же непритязателен он был в одежде. Весь его гардероб состоял из мануфактуры, которую бабушкины теплые руки превращали в удобную одежду: шаровары, трусы, рубашки, жилетки, даже в украинские косоворотки. На зиму бабушка вязала шерстяные носки и варежки, покупала ему ватное пальто, а в сильные морозы одевала в овчинный тулупчик. Парадная одежда, это – вельветовые куртка с замком молнией и штаны -клеш с резинкой в поясе.