Исходя из закрепленного УПК РФ назначения уголовного судопроизводства, нельзя не отметить отсутствие в законе упоминания об истине как цели уголовно-процессуального доказывания. В новом законе не нашли отражения нормы ст. 71, 243 УПК РСФСР о том, что судья, осуществляя руководство судебным заседанием, должен принимать все предусмотренные Уголовно-процессуальным кодексом меры к всестороннему, полному и объективному исследованию обстоятельств дела и установлению истины. На наш взгляд, такой подход законодателя не простая случайность или недостаток, а совершенно закономерное следствие той уголовно-процессуальной формы, в соответствии с которой выстраивается российский уголовный процесс.

Вопрос о возможности, а главное, необходимости достижения истины в уголовном процессе в разрезе проблемы признательных показаний обвиняемого заслуживает отдельного рассмотрения, тем более что в настоящее время в связи с произошедшими изменениями уголовно-процессуального законодательства в юридической литературе не утихают дискуссии на эту тему. При этом ряд авторов, несмотря на фактическое отсутствие в законе терминов «истина», «установление истины», продолжают настаивать на признании истины целью уголовно-процессуального доказывания. Так, Т. З. Зинатуллин считает, что выполнение предназначения уголовного процесса возможно лишь при условии установления по каждому расследуемому и рассматриваемому делу объективной истины. Отмечая при этом, что «обязанность в каждом конкретном случае устанавливать истину есть не только служебный, правовой долг, но и долг нравственный»^>56. В. И. Зажицкий, требуя предусмотреть в ст. 85 УПК РФ достижение истины в качестве цели доказывания, указывает, что «государство, претендующее на роль правового, не должно «зашвыривать» истину по уголовным делам на недосягаемое расстояние»^>57.

Под истиной в уголовном процессе понимается полное и точное соответствие объективной действительности выводов следствия и суда об обстоятельствах расследуемого и разрешаемого дела, о виновности или невиновности привлеченных к уголовной ответственности лиц^>58. В советский период в теории уголовного процесса на основе положений диалектического материализма обосновывалась и отстаивалась точка зрения о практической возможности достижения абсолютной истины по каждому уголовному делу. Ориентируя правоохранительные органы и суд на доступность познания абсолютной истины применительно к подлежащим установлению по делу обстоятельствам, М. С. Строгович писал: «Если истина по уголовному делу не найдена, если преступление не раскрыто и преступник не изобличен. значит, следствие и суд не справились со своей задачей, допустили серьезное нарушение законности»^>59. Выказывания другого видного ученого того времени проф. М. А. Чельцова о недостижимости в делах судебных абсолютной безусловной достоверности^>60 подвергались жесткой критике, которая была вполне закономерной реакцией на уголовное судопроизводство периода сталинских репрессий, когда выносимые в угоду государственно-политическим интересам приговоры не соответствовали не только фактическим обстоятельствам дела, но и основывались на заведомо порочных доказательствах.

Совершенно очевидно, что в идеале выносимый по делу приговор, содержащий выводы обо всех подлежащих установлению по уголовному делу обстоятельствах, должен соответствовать фактическим обстоятельствам дела, тому, что имело место в действительности (т. е. отражать объективную истину). Вместе с тем еще дореволюционные процессуалисты обращали внимание на невозможность полного познания истины судом. Так, В. Д. Спасович отмечал, что «из несовершенства нашего наблюдательного снаряда, из недостаточности наших органов познавательных следует, что эта достоверность, которой человек добивается изо всех своих сил, не может быть безусловная, а только относительная»