Он оставил Матвею в залог тысячу рублей и сказал, что тот получит еще две, когда принесет ему «чистый ствол». На вопрос, не жалко ли ему супругу и не проще ли развестись, моряк ответил, что его любовь к ней безгранична, а препятствием является ее любовник, адрес которого ему известен. Жену он трогать не будет.

– Андрес, ты точно уверен? – стоя на причале на следующий день после вышеописанных событий, спросил Матвей у моряка.

– Да, я продумал каждый свой шаг, это сидит у меня в голове. Я закрываю глаза и вижу, как в своем родном городке Нарва поздно вечером я стою на улице Вестервалли рядом с подъездом его дома прямо за массивным дубом, который скрывает меня от случайных прохожих. Он медленно идет со своим лабрадором Томасом, смотрит на него, гладит его по голове и улыбается. В этот момент я выхожу из-за дерева, мое лицо скрывают широкие поля панамы, и я говорю ему «Привет, Бруно! Ну как тебе моя жена?». Не дожидаясь ответа, я поднимаю руку с пистолетом на уровень его лба и, выстрелив ему в голову два раза, хватаю быстро поводок и, посадив собаку в автомобиль, еду к супруге. Собака будет хорошим подарком, мне кажется, она любит лабрадоров. Как ты думаешь?

– Я думаю, парень, что ты псих, и тебе пора лечиться. Впрочем, дело твое. Давай оставшиеся деньги. Вот тебе кольт и пятнадцать патронов к нему. Проверять будешь?

– Спасибо, незачем. Еще успею, – сказал, растягивая слова эстонец-рогоносец, и протянул Матвею оставшуюся сумму. – Рад был иметь с тобой дело.

Конец фразы летел уже в спину уходящему по пристани вдоль берега Матвею Фартовому. Он шел счастливый с набитыми деньгами карманами и задумчивой улыбкой на лице. Легкий морской бриз и гипнотический плеск маленьких волн о каменистый берег очищали его мысли от всей скверны, которая копилась в его сложной и насыщенной приключениями жизни. Он как будто бы уходил от реальности и возвращался в детство, где они с пацанами беспечно бегали по берегу, кидая камни в воду. Он остановился возле фонаря, освещающего небольшую часть берега, и, опершись локтями на мраморный парапет, тянувшийся вдоль набережной, решил немного побыть наедине с собой, наслаждаясь таинственными звуками моря. Но вдруг быстро промелькнула чья то тень, и резкая боль проникла ему под левую лопатку. Матвей попытался повернуться, но застыл в полуобороте и, опускаясь на колени на обмякших ногах, услышал последние слова в своей жизни: «Привет из Ташкента».

– Привет, Бруно! Ну как тебе моя жена? – спросил любовника супруги вышедший из-за дерева моряк Андрес. Смуглый, коренастый мужчина ошеломленно застыл посреди тротуара и открыл рот, пытаясь что-то сказать, но, не успев произнести и слова, получил две пули в лоб и рухнул на асфальт. Затем Андрес выхватил поводок с собакой из руки застреленного и, посадив ее в новенький автомобиль, сел за руль и спокойно покинул место преступления.

Буквально через пару минут у подъезда собралась толпа зевак, милиция и скорая помощь. Сотрудники правоохранительных органов оцепили место преступления, и молодые следователи, разогнав любопытствующих, в спешке приступили к опросам свидетелей. В городе ввели план «Перехват», администрация устроила экстренное заседание, так как застреленный был сыном секретаря обкома КПСС, и, естественно, убийство расценили как политическое. На тот момент отношение к коммунистическому руководству, назначаемому из Москвы, было крайне негативным, и радикально настроенные граждане зачастую устраивали разного рода провокации. По их мнению, Советский Союз держал их в плену и лишал свободы. Но чтоб убийство… Такой дерзости власти явно не ожидали. Тихий богатый вековыми традициями и историческими событиями город Нарва был очагом спокойствия и равновесия, так как большинство проживающих в нем жителей являлось русскоязычным населением, которое лояльно относилось к властям и вытесняло из своих рядов радикально настроенных диссидентов. Такое событие, как убийство сына секретаря КПСС, могло стать неким призывом к действию оппозиционеров. К тому же все большую популярность среди недовольных слоев населения в республиках Прибалтики набирали эссе, трактаты и прочая ересь знаменитого на весь Советский Союз писателя-диссидента из Чехословакии Вацлава Марии Гавела. Данные факты настораживали верховное руководство СССР, которое всеми возможными способами пыталось подавить дух протеста среди народных масс наиболее подверженных этой политической чуме стран.