Здесь за окном был небольшой заснеженный дворик, окруженный забором из крашеных темных досок. Что было за забором – не рассмотреть, только видно пару заснеженных крыш соседних домов. А дальше – высокие деревья с опустевшими вороньими гнездами. Справа рос небольшой кустарник, присыпанный снегом, но с еще висящими на нем яркими ягодами, наверно рябиной. Слева от ворот стояла небольшая собачья будка, в ней дремал большой черный пес на цепи. Его нос жадно и глубоко вдыхал утренний морозный воздух, который, проходя через его огромные легкие, нагревался и вываливался наружу через ноздри облаком.

Женщина в кофте вышла из дома его покормить. Она несла в руках голубую кастрюльку, над которой струился легкий пар. Как только пес ее увидел, он громко и радостно залаял и так сильно замахал хвостом из стороны в сторону, что казалось, он вот-вот не выдержит, оторвется и улетит в сугроб у забора. Женщина прикрикнула на него, и пес притих, но активно махать хвостом не перестал. Когда в миску была вывалена еда, пес начал с жадностью ее поглощать. Женщина потрепала пса за ухо и вернулась в дом.

Обитатели комнаты начали просыпаться. Кто-то резво вскакивал с постели и бежал завтракать, кто-то лениво потягивался, зевал и еще нежился в постели. Двое малышей весело играли с мячом. Они кидали его в сторону и бежали за ним: кто первый добежит и схватит. Но никто не обращал внимания на меня, тихонько сидевшую наверху и с осторожностью поглядывающую на них.

На меня снова нахлынули воспоминания.

Когда мы жили у бабушки, нас у нее было много, наверно, больше, чем должно быть. Она была совсем одна, давно уже больная и старая, а нас слишком много. Я давно уже забыла времена, когда меня обнимали, гладили по головке и говорили ласковые слова. Всю свою маленькую жизнь я чувствовала безразличие, ненужность, голод. По всей видимости, когда-то меня еще и били. Иначе как объяснить шрамы на моей голове за левым ухом и на спине? Правое ухо покалечено и теперь оттопырено. Но я совсем не помню прошлого, не помню своих родителей, не помню, кто и за что меня обижал и бил. Эти воспоминания стерлись из моей памяти бесследно. Я живу одним днем – лишь бы было что поесть и возможность уснуть, пусть и не в чистой постели, но хотя бы в тепле. А мне так не хватает нежности и любви, не хватает объятий и ласковых слов.

Со временем я окончательно от всех отдалилась, а может, они от меня отдалились. Может быть, это случилось, потому что я не такая красивая и милая, как остальные. Или я слишком настойчиво требовала нежности и ласки. В итоге все время я проводила в одиночестве – днем в укромном уголке, в шифоньере на куче вонючего тряпья, а поздними вечерами на подоконнике у окна за шторкой – и мечтала о времени, когда я буду жить в уютном тихом доме и любить будут только меня одну.

После сытного завтрака все обитатели занялись своими делами. Кто-то снова улегся в постель, кто-то с кем-то играл, несколько обитателей вальяжно уселись на диване. Ну и славно, подумала я: они мной не интересуются, не пристают с расспросами и не пытаются со мной подружиться. Нет мне до них дела, да и не хочу я ни с кем общаться. Я устроилась поудобнее под теплым одеяльцем и под легкий гам, доносящийся снизу, заснула.

4.

Меня разбудил лай собаки. Что случилось? Я осторожно выглянула в окно. Во двор въехала светлая машина. Из нее вышли мужчина в темной куртке и джинсах, женщина, кутавшаяся в огромный шерстяной платок, и девочка лет десяти в милом пальтишке и в светлой шапке с большой бомбошкой. Они жались к машине, опасаясь пса, который рвался к ним, натягивая свою цепь, и не переставая лаял. Из дома вышла женщина. Она приветствовала гостей, что-то крикнула псу, тот умолк, и она пригласила всех в дом.