Миша посмотрел вокруг, потом на себя. И тут он вдруг понял, что смутило его с самого начала. Он был мальчиком! Не взрослым мужиком, которому недавно стукнул полтинник. Не опытным рейнджером, «солдатом фортуны», который всю свою жизнь мотался по «горячим точкам» и мелким конфликтам, что затевала Америка по всему миру. Не битым жизнью эмигрантом, который прогрыз себе место под американским солнцем, а сопливым пацаном. Малолеткой. И, судя по всему, он находился в Чикаго. То есть, там, куда он переехал в 1971 году из Одессы со своими родителями. Он вырос в этом городе и узнал бы его даже спустя почти сорок лет.

– Этого не может быть, – прошептал он.

– Шо ты там лепечешь, горе ты луковое? Ушивайся шустрее, я тебе говорю, мине неприятности не нужны. Иди у себя с теми своими гицелями решай, возле своего дома, там пусть они тибе хоть голову открутят, токо бы не рядом с моей лавкой, – тётка снова завизжала, как «болгарка».

Михаил, пошатываясь, пошёл по улице, лишь бы подальше от этого визга. Голова раскалывалась, надо было собрать мозги в кучу и проанализировать ситуацию.

«Значит так. Меня накрыло артиллерией, видимо, контузило. Или что похуже? Но почему я здесь, почему я стал ребёнком… Так, стоп. Это моё тело или не моё?»

Миша осмотрел себя. Руки вроде его. Ноги тоже. Впрочем, руки как руки, ноги как ноги. Хотя, стоп, есть у него на теле особая примета. И Миша, воровато озираясь, расстегнул непослушными руками ширинку на своих джинсах. Так и есть – тело его. На лобке у него было большое родимое пятно, прямо там, где начинались уже понемногу курчавится волосики.

– Пацан, ты уже совсем офанарел? Что ты тут свои причандалы всей улице демонстрируешь? Я сейчас полицейского позову, отведёт тебя в участок и там будешь стриптиз показывать! Совсем уже обнаглели эти американцы, разврат во всём, уже вот такие мальцы письки свои всем светят прямо на улице, – заорала вдруг на него какая-то дамочка, не такая жирная, как предыдущая, но такая же противная и визгливая.

Миша, как ужаленный, рванул с места, вслед ему неслись ещё какие-то крики, но он уже ничего не слышал. Он бежал по типичной американской улочке с припаркованными по обеим сторонам автомобилями, вспоминая своё детство, которое он провёл на таких улицах. Не понимая, что с ним произошло, он просто выполнял первое правило наёмника – сначала выйти из зоны опасности, а потом принимать решение. И он бежал подальше от места предполагаемого конфликта. Конфликта, которого он не помнил. Пока не помнил.

Через час, вымывшись у какой-то колонки, и немного приведя себя и свои мысли в порядок, Миша Дудкин, он же Майкл Дудиков, он же бывший инструктор по рукопашному бою, сотрудник Национальной секретной службы США с позывным West, сидел в Humboldt Park у озера и собирал свои мысли в кучу.

Привычка быстро анализировать информацию не подвела Мишу – он сразу принял, как должное то, что он оказался в своём детском теле, переместившись из Сирии в Америку, то есть, не только во времени, но и в пространстве. Таким образом, он, погибнув в бою под Хашамом, то ли воскрес, то ли его сознание перенеслось в прошлое и подселилось в сознание маленького Миши Дудкина, который вот уже пять лет живёт с родителями в Чикаго, в квартале West Town. В этом районе находится сразу несколько, так сказать, национальных общин – это он помнил не только, как маленький Миша, но и как взрослый Майкл Дудиков, через много лет отслужив в армии США и став сотрудником одного из секретных отделов ЦРУ.

Итак, его родители поселились в West Town, в котором имеются общины поляков, украинцев, русских, словаков, сербов, пуэрториканцев, итальянцев, ирландцев, немцев и норвежцев. Поляки сконцентрированы в районах Pulaski Park, River West и East Village, украинцы – в районе Ukrainian Village, пуэрториканцы – в районах Wicker Park и East Humboldt Park, итальянцы – в районе Smith Park. То есть, эдакая сборная солянка, но с преобладанием белых, а, точнее, эмигрантов из Советского Союза и Польши. Вот сюда и приехали Дудкины.