Светловолосый веснушчатый юнец лет восемнадцати под общими взглядами отчаянно смутился, даже уши стали пунцовыми.
– Я… я не Шадхар!
Снова грохнул общий смех.
– Мы догадались, – снисходительно объяснил хозяин. – Во время воцарения Тореола моему господину сколько было – шестнадцать лет, пятнадцать? Просто хотелось бы знать, кого в своем доме принимаю.
– Плохая примета – в дороге имя называть, – обиженно сообщил юноша. – А вообще-то я – бродячий лекарь!
– Вот как! – изобразил радостное удивление Кринаш, который не поверил гостю (молод для лекаря!). – Тогда господин может не платить за обед. Вечерком потолкуем о моей больной спине…
Заявление Кринаша вогнало гостя в панику.
– Я… не совсем лекарь… я по домашним животным… да, по скотине всякой!
– Ой, хорошо-то как! – поддержала хозяйка игру мужа. – У нас коза что-то ест плохо. И злющая стала – не подойти. Надо бы ее поглядеть!
Загнанный в угол юнец обреченно кивнул. Кринаш наблюдал за его агонией без жалости. Имя не назвать – это право гостя, но вот врать о себе…
Хлопнула дверь. Верзила сообщил с порога:
– Господин, сверху по реке идет «Летящий»!
– Но было же обещано, что мы не станем здесь задерживаться! Только причалим, узнаем, нет ли кого до Джангаша!
Бледный лысоватый человечек волновался, суетился, бросал несчастные взгляды то на невозмутимого капитана, то на Кринаша, то на худощавую высокую девушку, молча стоящую рядом с ним на пристани.
– Что ж поделать! – развел руками капитан. – С Пенными Клыками поцеловались. Вот разгрузим трюм, чтоб осадку уменьшить, залатаем дыру, отчерпаем воду, снова погрузимся…
– Когда? – нервно перебил человечек. – Когда снова в путь?
– А завтра к полудню и отчалим, – безмятежно отозвался капитан.
– Завтра?! – задохнулся человечек. – Но это же… это невозможно!..
В разговор вмешалась девица – врезалась, как наррабанская конница на полном скаку:
– Невозможно? О чем ты говоришь, отец? Очень даже возможно – если капитану заплачено, чтобы он задержал нас в пути! И нечего таращить на меня глаза! Я не первый день как на свет родилась, меня не проведешь!
Кринаш чуть поморщился. Девица не вопила, не драла горло, но ее пронзительный от природы голос звоном наполнял воздух, болью отдавался в голове, вызывал желание заткнуть уши ладонями.
Капитан не обиделся. Похоже, привык за время путешествия.
– От крика пробоина не заделается, – ответил он. – Нравится не нравится, а ночуем тут.
– В этом клоповнике? – прибавила металла в голосе девица. – В этой грязной дыре?
За плечом Кринаша шумно вздохнула Дагерта. Хозяин тоже обиделся: заезжая нахалка даже не зашла в дом, не поглядела, что да как, а сразу принялась хаять… Однако сдержался: гостья устала с дороги, нервничает. Видно, спешит куда-то, а тут задержка в пути.
– Деточка, деточка, – заискивающе засуетился отец, – не волнуйся, пожалей себя! Мы успеем, вот увидишь, успеем! Ступай в дом, покушай…
– Отстань! Лучше прикажи капитану, чтоб поторопил своих бездельников.
Гордо вздернув востренький носик, девица процокала каблучками по доскам. Отец поспешил за ней, на ходу учтиво попросив:
– Хозяин, наши вещи бы на берег снести…
За ними к дому прошел третий пассажир: сутулый, жилистый мужчина лет тридцати, в синем суконном плаще. Кринаш почти не обратил на него внимания, занятый мыслями о капризной гостье. Вот чума! Яснопонятно, устроит она им здесь танцы!
Вастер стояла, прижавшись к стволу высокой сосны, и жадно глядела на калитку, за которой скрылся ее враг.
Вроде рядом, а не войдешь! Не потому, что негодяй может ее узнать: Вастер хитра, змеею проползет, лисою проскользнет. Но до замка дошел слух: у Кринаша, мол, ограда заколдованная: ни Подгорной Твари не пройти, ни упырю, ни лесовику, ни оборотню.