Лежавший на скамье парень проснулся, но из-за сильного опьянения не сразу понял, что происходит. Игорь издал звук, напоминающий то ли стон, то ли рёв, переходящий в непрекращающийся крик. Его руки, без осознания, рефлекторно ухватились за тиски, сжимающие его голову и глаза, но боль, и проходящее от неё опьянение, ничего не позволяли противопоставить напавшему. Парень попытался вырваться, перевалившись телом вниз, к земле, но сделать это помешало колено человека, упёршегося в область солнечного сплетения. Ноги, отталкиваясь от места сидения, пытались сделать хоть что-то, но все было тщетно.

Пальцы Кирилла перемещались по чётко заданному маршруту: от внутреннего угла глаза по внутренней стенке глазницы, затем латеральнее, до большой глазничной щели, таким образом, чтобы глаза выходили из орбиты вверх и наружу. Когда ногтевые пластины скользнули в большую глазничную щель, жертва быстро начала слабнуть. Крик, словно проходя обратное развитие, перешёл в стон, а затем и вовсе стих. Ноги, сделав два нелепых движения в полусогнутом состоянии, завались на спинку лавки. Руки обмякли, перестали сопротивляться и теперь скорее держались за предплечья напавшего.

– Они тебе не нужны, ты ими не пользовался так, как полагается в этом месте. Ты всего лишь мусор, который портил вид. Считай всё это моим одолжением, по отношению к тебе. – С этими словами, Кирилл отряхнул испачканные руки, и ушёл прочь, оставив тело и свои переживания все на той же смотровой площадке.

Парень спешно слетел на одной ноге с вершины Митридата вниз к подножью горы, не оглядываясь, будто нашкодивший ребёнок, бегущий прочь от наказания родителей. Далее по тротуару, вдоль улицы Кирова, уже перейдя на быстрый шаг, Кирилл направлялся к дому. Сердце колотилось, но не от нагрузки бегом, и не от недавно совершённых деяний, а от вероятности, что расправу кто-то мог видеть. Мысли прокручивали получасовые события раз за разом для исключения прокола.

– Все хорошо, там точно никого не было, – в очередной раз, разложив по кадрам свои действия, произнёс молодой человек для собственного успокоения.

Большая часть пути, словно ушла в забвение, оставляя в памяти только контрольные точки, в виде пешеходных переходов, светофоров, вывесок магазинов и выносной рекламы. На очередном повороте налево Кирилл свернул, прошёл мимо центрального входа в Комсомольский парк, и далее по улице Пошивальникова проследовал в родной район. Сделав ещё несколько поворотов, парень вышел на финишную прямую, где поздоровался с Галиной Ивановной. «Ещё сто метров, и я дома» – пробежала мысль в голове. Приложив ещё чуток усилий, молодой человек вошёл в свой двор, прошёл во времянку.

Сердце до сих пор продолжало колотиться, не от переживаний, не от бега, просто без причины. Голова освободилась от мыслей, появился тихий, но настойчивый писк в ушах. Мироощущение расширилось, словно приобрело дополнительный объем. В теменной области под черепом возникла пульсирующая боль. Кирилл опёрся локтем о стену и склонил голову.

– Ой, что это такое? Мальчику плохо стало? – раздался голос за спиной.

Хозяин дома обернулся, но никого не увидел. По спине пробежали мурашки.

– Кто здесь? – начал переживать парень.

– Ух, ты! Получается ещё, и переживать умеешь!? – снова прозвучал голос за спиной.

Кирилл вновь хотел обернуться, но вспомнил, что позади стена. Появилось волнение, но быстро сменилось интересом. Парень прошёл во вторую комнату, и убедился, что там никого нет: «Так и знал, показалось».

– Ну да, показалось! – снова раздался голос, но на этот раз из кухни.