– Проходите в гостиную, будем пить чай.

На первый взгляд, интерьер старинный, но стоит приглядеться и становится очевидно, что дизайнерский, просто стилизован под старину. «Бабуля» у нас не бедствует и «заряжена» хорошо.

Дед Янки был достаточно известным художником. И средства – от продажи его работ.

Не «денежный мешок», конечно, но на беззаботное приятное проживание в Питере, вполне себе.

Здесь же и мастерская Янки, она рисует немного.

Широкая арка из гостиной демонстрирует ее внутренности. Мы с Гариком вместе с любопытством разглядываем мастерскую.

Все радужно заляпано, какие-то запачканные красками кисти… скрученные тюбики… Мне рисуется здесь образ моей заляпанной в краске Янки. Не думал, что ее "немного рисую" так масштабно.

– Катерина Федоровна? – с удивлением кивает Гарик на недорисованные картины на мольбертах.

Отрицательно кручу головой.

– Янка…

– Ничего себе!

Разглядываю ее мазню. Никогда не видел. Интересно… Необычно… Наверное, даже, мог бы сказать, что талантливо, но совершенно не разбираюсь в живописи. Бросается в глаза картина с сине-фиолетовым видом города из окна. Размазанные фары… Потеки дождя по стеклу… Ладно. Офигенно она рисует. Никогда бы не подумал.


Катерина Федоровна расставляет чайные фарфоровые чашечки.

– А Вы, Игорь, значит, внук Петра Васильевича?

– Да! – разворачивается он.

– Похож… Особенно в профиль. По молодости Петр Васильевич был прекрасен в амплуа героя-любовника.

– Это комплимент, надеюсь? – суетится он вместе с ней возле стола, помогая с приборами.

– Конечно! Вы очаровательный мальчик…

Садимся.

Мой взгляд скользит по столам и полкам в поисках телефона.

Взгляд Гарика – по стенам.

– А это чьи работы?

– Вот эта стена – Михаил Пантелеевич Барских, мой покойный муж, дед Яночки. А эти две – уже сама Яночка. Еще девочкой нарисовала. Техника, конечно, неидеальная, но мне они очень дороги.

Разворачиваюсь, разглядываю. На первой – тянущийся зевающий рыжий кот, на второй – разбитое окно, обвитое плющом.

– Дед учил ее рисовать. Талантливая девочка, – разливает она нам чай из резного фарфорового чайничка. – Со сливками?

– Обязательно, Катерина Федоровна. Разве я могу упустить возможность выпить с приличным человеком настоящий английский чай со сливками?

– Ой и не говорите, Игорёк, старая гвардия интеллигенции уходит, а новая прирастает очень медленно, – стреляет в меня недовольным взглядом.

– Где можно вымыть руки? – включаюсь я.

Телефона в комнате нет, планирую посмотреть в прихожей.

– Налево…

Встаю. Гарик что-то расспрашивает про Аварию.

Сумка… мне нужен ее ридикюль.

– Яночка учится на втором курсе ГУКИ… – слышу я краем уха, застывая.

"В смысле – учится?! – разворачиваюсь я шокированно в дверях. – Янка – учится?!"

– Первый курс – с блеском! А потом этот вздорный мальчишка… – раздраженно взмахивает она рукой. – Не знаю, успеет ли наверстать в зимнюю сессию. Все работы заброшены…

ГУКИ?!

Так вот куда она периодически исчезает! Коза! Сложно было сказать?! Столько крови из меня выпила своими периодическими побегами!

На старинном комоде – войлочный ридикюль ручной работы.

Открываю.

Ебануться… Граблю старушку… До чего дошел… Довела! До чего довела меня, а?

Платочки, афишки, кошелек, косметичка… Телефон!

Быстро закрываю сумку, сбегая с телефоном в ванную комнату. Закрываюсь. Пароля, благо, нет. Погружаюсь в телефонную книгу.

«Яночка» – ее старый номер. Ищу дальше. Ничего нет. Этого не может быть!

Вбиваю к себе все входящие за последний месяц с неизвестных, а потом все контакты с непонятными мне аббревиатурами. Не так уж и много, штук восемь номеров.

Всё, нам пора!