Перспективный баскетболист с приличным школьным аттестатом, Уильям получил изрядно приглашений от колледжей, команды которых играли в Первом студенческом дивизионе. Посулы стипендии и гарантия места в составе игроков весьма радовали, поскольку родители даже не обмолвились о готовности оплатить высшее образование сына. Уильям мечтал покинуть Бостон, от которого пока что отъезжал не дальше девяноста миль, но зной болотного Юга его пугал, и потому он принял предложение Среднезападного университета в Чикаго. В конце августа 1978 года Уильям, прощаясь на вокзале, поцеловал мать и пожал руку отцу. В тот момент его посетило странное чувство, что он, наверное, больше никогда не увидит родителей, у которых, похоже, был всего один ребенок, и звали его не Уильям.

В колледже Уильям, записываясь на лекции, отдавал предпочтение историческим наукам. Он ощущал зияющие пробелы в своем знании того, как устроен мир, а история, казалось, на все имела ответ. Уильям ценил ее способность взглянуть на разрозненные факты и создать схему: если происходит это, получается вот что. Ничто не бывает абсолютно случайным, и, стало быть, можно прочертить линию от убийства австрийского эрцгерцога к Первой мировой войне. Университетская жизнь была непредсказуемо нова, и Уильям пытался не утратить самообладания, когда в шумном коридоре общаги оголтелые студенты приветствовали его возгласом «Дай пять!». Он распределял свое время между занятиями в библиотеке, тренировками на баскетбольной площадке и посещением лекций в аудиториях, зная, что нужно делать в каждом из этих мест. Юркнув на скамью лекционного зала, он раскрывал тетрадь и чувствовал неимоверное облегчение, когда преподаватель начинал говорить.

На занятиях Уильям редко обращал внимание на других студентов, но Джулия Падавано выделялась среди участников семинара по европейской истории, ибо, разгорячившись, изводила вопросами профессора, пожилого англичанина с огромным носовым платком, зажатым в кулаке. Отбросив с пылающего лица длинные кудрявые волосы, девушка выдавала что-нибудь вроде «Во всем этом меня интересует роль Клементины. Верно ли, что она была главным советником Черчилля?» или «Профессор, не объясните ли систему военных кодов? В смысле, как она работает? Хорошо бы привести конкретный пример».

Уильям никогда не выступал на семинарах и не обращался к преподавателям за консультацией. Он считал долгом всякого студента держать рот на замке и впитывать как можно больше знаний. Реплики кудрявой студентки порой казались ему интересными, но он разделял мнение профессора, что ее постоянные встревания попросту невежливы. В благоговейной тишине аудитории преподаватель усердно ткал словесный ковер мудрости, а эта девчонка постоянно дырявила эту ткань, словно не желала признавать ее существование.

Уильям оторопел, когда однажды после занятий она вдруг подошла к нему.

– Привет. Меня зовут Джулия.

– Я Уильям. Привет. – Пришлось откашляться, поскольку он заговорил впервые за день.

Большие глаза ее смотрели на него в упор. Солнечный свет золотил пряди в каштановых волосах. Она казалась освещенной снаружи и изнутри.

– Почему ты такой высокий?

Уильям привык к замечаниям о своем росте, он знал, что его удивительная долговязость вызывает желание как-нибудь ее прокомментировать, и неизменно слышал вопрос: «Как оно там наверху?»

Однако теперь подозрительный взгляд девушки его рассмешил. Они стояли на дорожке, пересекавшей квадратный университетский двор. Уильям смеялся редко, но сейчас почувствовал, как по рукам забегали мурашки, словно он отлежал руки во сне. Но это было ощущение приятной щекотки. Позже, вспоминая эту встречу, он понял, что тогда-то и влюбился в Джулию. Вернее, его тело влюбилось в нее. Внимание особенной девушки, проявленное к нему во дворе, породило смех во всех закутках его тела. Измаянное скучной нерешительностью мозга, тело устроило фейерверк в нервах и мышцах, подавая знак, что происходит нечто важное.