– Прости. Не хотел тебя смущать. Ты же понимаешь… Это, – он указал пальцем на эрекцию под плавками, – от меня не зависит. Природа сама выбирает…
Цирк вокруг резко мне надоел! Все не просто казалось фальшью, а театром идиотов. Абрамов задумал что-то, о чем говорил его горящий взгляд, но участвовать и подыгрывать я была в настроении.
– Уверена, дом напичкан камерами и прослушивающими устройствами, – сложив руки на груди, я подняла полотенце и кинула его мужчине, отвернувшись. – Решил так грязно показать Шакалову свое к нему отношение?
– Во-первых, камеры и прослушки есть почти везде. Кроме, как известно, этой ванной комнаты, – внезапно я ощутила дыхание на шее и теплую руку, скользящую по моему животу, а также низкий бархатный хрип: – Во-вторых, я по-прежнему люблю своего брата. Не одобряю? Да. И считаю угрозой. Ну, а в-третьих… – Абрамов резко притянул меня к себе, заставляя почувствовать спиной каждую его мышцу и эрекцию между ног. Его руки поползли вниз по халату, когда тот почти беззвучно протянул: – Шакалов сейчас занят чем-то более интересным по имени Анджела и владеющим всеми техниками его так любимого минета. Как думаешь, она уже успела ему отсосать или у них еще прелюдия?
Сперва тело замерло, словно не веря ощущениям и отвергая происходящее. Парализовало! А затем, услышав полный презрения и холодного сарказма голос Абрамова, я просто отшатнулась от него, резко поворачиваясь, чтобы взглянуть в глаза Максу. На меня смотрел совсем другой человек, нежели тот, которого я знала и в которого, кажется, была влюблена. Вместо чувственного глубокого взгляда лишь похоть и лед, вместо дружеской улыбки горящие глаза, порочно бегающие по моему телу.
Рука сама поднялась, чтобы отвесить ему пощечину. И дело было не только в попытке соблазнения. Далеко нет! Он разбил мою хрупкую веру в идеального человека. Я носила ее в руках, как последний кирпичик человечности. Все было разрушено! И лишь вера в странного мужчину Максима Абрамова была жива. До этого момента.
– Ты оказался таким же, как и все. Ничем не лучше Влада. И, знаешь, теперь я вижу, что вы с Кириллом братья, – горько усмехнувшись, я увидела, как тускнеют глаза мужчины, а маска наигранной легкости спадает. Странно… В одну секунду он превратился из легковерного парня в серьезного мужчину, с синяками усталости под глазами и бледной кожей.
– Мы не родные братья! Моя мать ушла к отцу Шакала, когда мне было шесть, – выплюнул мужчина и резко отвернулся, завернулся в полотенце и направился к выходу. – У меня девичья фамилия матери.
В тот момент я поняла, что ошиблась. Это странное чувство поселилось внутри где-то на энергетическом уровне… Максим Абрамов что-то придумал, и до моих резких слов все шло по плану. Его поведение, Анджела и даже приставания были частью какой-то странной, но очень продуманной головоломки. И пусть я не понимала ее, но понимала, что являлась его… музой. Чем-то, что заставляет Макса шевелиться быстрее, стараться и не опускать руки.
Холодок прошел под кожей, когда я сделала шаг вперед и выпалила первое, что пришло в голову, чтобы удержать его хоть на секунду:
– Почему фамилия матери?
Макс замер в проходе и, опершись о косяк, протянул тем голосом, который я знала и в который когда-то влюбилась. Взвешенный, спокойный, с легкой хрипотцой, дающей тембру глубину, вызывающую по всему телу волну мурашек:
– Для одного отца я был слишком хорош, а для другого недостаточно. Никто не пожелал иметь в роду такого, как я.
Абрамов снова сделал шаг вперед, бросив что-то вроде: «Ждем тебя внизу», когда я едва слышно прошептала: