— Этого мало, — отрезаю.

— СТОЙ! Да что же это... — Акаев снова замахивается, — ЛАДНО!

Гоша выдаёт нам всё, что знает.

— А теперь назови хотя бы одну причину, чтобы я сохранил твою жалкую жизнь, — зловеще улыбаюсь.

— ЭЙ! Я же всё рассказал! — верещит он.

— Мне флешка нужна была, а ты ее просрал. Какой смысл в этой информации? Если нам самим придется доставать её у Антонова?

— Яр! Ну пожалуйста... ну блядь... так, стой! У меня есть кое-что, что сможет вас заинтересовать.

Марат идёт в ванную, смывает с кулаков Гошину кровь.

— Интересно...

— ВОТ! — он указывает на шкаф, где стоят его семейные фотки.

— Что?

Он подскакивает, семенит туда. Затем достаёт одну фотографию и протягивает мне.

— Моя падчерица, Карина. Берите её и делайте, что хотите. Она не девственница, но шлюхой станет отменной. Или продайте кому из своих... А от меня отъебитесь.

Гляжу на фотку и вижу красивую невинную девушку. Она улыбается. В этой улыбке столько чистого света! И в сердце что-то ёкает. То, что, как я думал, уже давно сдохло.

— Ну блядь, не то! — голос Марата возвращает меня в реальность.

Мы в нашей квартире. Я сижу на кожаном диване, смотрю в огромное панорамное окно на ночную Москву. Курю. Держу в руках смятую фотографию Карины. Разворачиваюсь.

— Давай, лапа, одевайся и топай, — шипит Акаев, затем вручает танцовщице бабки за несостоявшееся выступление.

— Я же говорил, — протягиваю ладонь, куда друг вкладывает купюру.

Мы поспорили, что после нашей ночи с Кариной ему не захочется другую девочку. Так и вышло.

— Не могу я, — плюхается рядом, — она в мозгах прям засела. Вот вроде стриптизёрша, а невинная такая... словно её никто никогда не трогал.

Он выхватывает из моих рук фото. Проводит пальцами по улыбающемуся личику Карины.

— Как думаешь, — закуривает, — Гоша ее... ну того... самого? Трахал?

Молчу. Я и сам долго об этом думал. К сожалению, все факты, полученные мной в нашу первую ночь, говорят в поддержку этой теории. То, как она каменела, зажималась. Словно боялась мужчин...

— Скорее всего.

— Бедная перчинка. Урою мудака! — рычит Марат, — нужно было ещё тогда ему череп размозжить.

— У тебя будет такой шанс. Тогда я оставил его дальше существовать, не зная подробностей. Но я всё выясню. Если он растлил Карину, ублюдку не поздоровится.

— И как ты планируешь узнать? — друг вытягивает ноги, задумчиво глядит в панорамное окно нашего пентхауса.

— Она сама нам расскажет.

И вот, я стою у машины, кручу в руках телефон, жду Карину и Марата. Этот короткий вечер у Антонова стал испытанием моей выдержки. Ревную эту девчонку к каждому столбу. Все богатеи, как увидели ее, сразу захотели себе. Но она не принадлежит им. Эта девочка наша.

Когда вижу их, открываю дверь машины. В этом платье Карри очень красива. Она вообще безумно сексуальная и горячая девочка. После приватной ночи я не мог думать ни о ком, кроме неё. Но мне до сих пор не даёт покоя тот ее левый оргазм. Симулировала ведь! Нахуя?

— Прыгай, — говорю ей.

Девочка повинуется и залезает на заднее сидение.

— Жучок поставил? — коротко спрашиваю Марата.

— Да.

Мы с ним садимся по обе стороны от Карины. Акаев тут же залезает к ней под юбку. Я и сам еле держусь. Но пока лишь смотрю.

Как мурашки ползут по её загорелой коже. Ловлю каждый томный вздох.

— Карри... — рычит друг, — наконец-то ты в наших руках.

Она тяжело дышит. Но молчит. Обычно эта девочка остра на язык.

— Испугалась? — шепчу ей на ушко, прихватывая его губами.

— Ах! — стонет она, затем испуганно таращится на водителя, — может, не здесь? Мы не одни...

— Олежа! — говорю водиле, — закрой шторку. И заткни уши!