– Летта, открой секрет, – задорно начал шатен. – Сколько раз тебе пришлось делать уколы от бешенства?

Подруга весело расхохоталась, а я не сразу поняла почему.

– Обещаю, Кирюшка, тебе уколы ставить не придется, я тебя просто пристрелю, – пропела я соловьем.

– Как щедро с вашей стороны лишить меня страданий. А то я рассчитывал на более мучительную смерть, – фыркнул этот, вызывая новый приступ смеха у блондинки. – Но, в целом, я рад. Не люблю иглы.

Так и подбивало спросить про нариков в роду и пообещать таких пыток, которые на всю жизнь запомнит. Но куда больше волновал вопрос: “Уже приехали?”.

– Сейчас ты даже кажешься прежней, – на грани слышимости нежно шептал голос. – Буду помнить тебя только такой.

Едва ощутимые касания ласкали мое лицо так, словно я самый желанный подарок в мире.

Как же сладко. Какой приятный сон. Крепкие объятия, словно лодка на волнах, укачивали меня.

– Погоди сынок, помогу, – прозвучал смутно знакомый голос. – Ты бы ее разбудил. Негоже ведь.

– Теть Тань, спящая она – куда безопаснее, – фыркнул кто-то голосом противного Кирилла.

– Не изменилась наша принцесса, да?

– Видимо.

Резкий хлопок за спиной заставил вынырнуть из сна и распахнуть глаза. Осмотрелась, слегка жмурясь. Я дома. Только почему дом выглядел словно бы под углом?

– Ах ты ж, извращец! – завопила и начала лупить темноволосого гондона руками, осознав, что он меня держал. – Отпусти меня, немедленно! Иначе…

Договорить я не успела, потому что моя скромная попа встретилась с ворсом ковра.

– Ууиии, как боольнооо! – запричитала, потирая ушибленное место. – Каланча ты сраная!

– Что-то еще, госпожа? – чуть склонившись надо мной, ехидно усмехнулся мерзавец.

– Готовь вазелин, сучка! – резко вскочив, ткнула упыря пальцем в грудь. Надо же, там и мясо есть… – Мой папа таких любит.

– Оксаночка! – залепетала сзади какая-то тетка. – Какое счастье, что ты приехала!

Обернулась на голос. Боже мой!

– Теть Таня! – сама подлетела к экономке и крепко обняла ее. – Я так рада вас видеть! Спасибо, что не бросили папу.

– Да куда уж там! – раздосадованно махнула рукой женщина. – Вот, смотри до чего довел себя Мирон Ильич. Сердце сдало…

– Где? Где папа?!

– Да тише ты! Истеричка оперная! – шикнул на меня четырехглазый говнюк. – По времени у него сейчас капельница. Значит в спальне он.

Даже не стала обращать внимание на резиновое использованное изделие, скинув туфли, полетела сразу на второй этаж.

Дверь в родительскую спальню оказалась чуть приоткрыта.

– Мирон Ильич, ну еще хотя бы пять минут полежите! – настойчиво просила женщина.

– Ты не понимаешь, Тонечка, – тяжело вздохнул отец. – Там доча моя приехала! Я же слышал!

– Вот и потерпите!

– Да как же это?! А вдруг опять куда сбежит, а я тут помру?!

Не выдержав, распахнула дверь.

– Я тебе сейчас как умру! – рыкнула на родителя. – Не посмотрю на твои полвека за спиной, а возьму в руки ремень!

– О, сразу видно, папина дочь, – обернувшись, улыбнулась мне медсестра. – Антонина.

– Ксаночка! Доченька! – попытался вскочить отец мне навстречу, но руки хрупкой женщины в белом халате по позволили ему подняться.

Я сама бегом подлетела к кровати с другой ее стороны.

– Выглядишь ты, конечно… – скептически осматривала его лицо.

Постарел, осунулся, седина отчетливо просматривалась в густых, ранее черных, словно смоль, волосах. Глубокие морщинки залегли возле красных глаз с темными кругами под ними. Бледно-синие губы на побелевшем лице делали образ жутким.

Хотелось плакать. Увидев отца таким, я действительно испугалась. Три года назад ему с натяжкой можно было дать сорок. Сейчас этот пятидесяти летний мужчина выглядел гораздо старше своих лет.