Во время ожидания я считала хриплые вдохи-выдохи Айты Нунен и одновременно измеряла ей пульс. Ничего не изменилось. Но ртутный столбик подскочил до 40,1°. Жар мог убить инфекцию, но мне не понравился вид больной: из-под редких волос на лбу выступила сильная испарина.

Я обошла валявшиеся на полу поднос и тарелку, чтобы достать из кухонного шкафчика лед. Единственный оставшийся кубик плавал в луже талой воды. Поэтому я налила в миску холодной воды и, прихватив ворох чистых льняных салфеток, принесла к ее кровати. Смачивая одну за другой салфетки в воде и предварительно выжимая, я обложила ими ее шею и лоб.

Айта Нунен поежилась от холода, но улыбнулась, бессознательно выразив благодарность – скорее незримому благодетелю, чем лично мне. Как же мне хотелось, чтобы разум этой женщины вдруг прояснился, и она сказала бы, что ей нужно! Сбить температуру помог бы аспирин, но назначения имел право делать только врач; сегодня единственным дежурным врачом-акушером был доктор Прендергаст, но когда еще я его увижу?

Сделав для Айты Нунен все, что в моих силах, я нагнулась поднять с пола поднос и тарелку. У чашки отбилась ручка, разломившись пополам. Я вытерла шваброй чайную лужу, пока никто на нее не наступил.

– А разве вы не можете позвать кого-то на помощь? – спросила Делия Гарретт.

– Ах, все сейчас ужасно заняты.

Строго говоря, подтирать лужи на полу в отсутствие санитарки-уборщицы, младшей медсестры или практикантки должны были санитары, но я решила не связываться. Если вызывать этих молодцов из-за пролитого чая, они обидятся и в следующий раз пропустят мимо ушей более серьезную просьбу, например когда пациентка будет истекать кровью.

Судя по выражению раскрасневшегося лица Айты Нунен, ее обуревали беспокойные мысли.

– Чудесный денек, чтобы поплавать в канале!

Ей почудилось, что она плавает? Интуиция подсказала мне сунуть руку под одеяло и проверить…

Она напрудила в постель. Я подавила горестный вздох. Должно быть, когда я водила ее в туалет, она даже не помочилась. Теперь надо было перестилать постель, этим обычно занимались две санитарки, да и пациентка всегда оказывала посильную помощь, но я сегодня дежурила одна, а от Айты Нунен можно было ожидать чего угодно.

– Я взяла себе напрокат машину, да ее сбросили с балкона…

Теперь она бредила о какой-то давнишней или выдуманной неприятности.

– Давайте, миссис Нунен, встаньте на минутку с постели, я поменяю вам мокрую одежду и простыни.

– Разломали мои святые дары, сволочи!

– Мне нужно в туалет, – объявила Делия Гарретт.

– Вы не могли бы подождать минутку…

– Не могу!

Как раз в этот момент я снимала с матраса мокрую простыню.

– Хотите, я дам вам судно.

Она высунула из-под одеяла голую ступню и отрезала:

– Нет, я сама схожу.

– Боюсь, это запрещено.

Делия Гарретт зашлась оглушительным кашлем.

– Я вполне в состоянии найти дорогу, мне все равно нужно размять ноги. Они затекли оттого, что я лежу в постели бревном.

– Я отведу вас, миссис Гарретт. Дайте мне секунду.

– Да я сейчас просто лопну!

Я не могла заблокировать дверь или погнаться за ней по коридору.

И сказала строго:

– Прошу вас, оставайтесь в палате!

Оставив Айту Нунен и ее мокрую постель, я выскочила в коридор. На первой двери висела табличка «Инфекционное женское».

Внутри было тихо.

– Прошу прощения, сестра… Бенедикт?

Или ее звали сестра Бенджамин? Монахиня миниатюрного росточка, в жизни меньше не встречала. Подняв голову от рабочего стола, она строго взглянула на меня.

– Я сегодня дежурю по родильному/инфекционному, – сообщила я.

Мой голос прозвучал на повышенных тонах, в нем угадывалась скорее спесивость, нежели озабоченность. Я ткнула большим пальцем за спину, как бы подразумевая, что она еще не в курсе, где находится наша маленькая палата-времянка. Для начала мне следовало самой представиться, но я уже упустила удобный момент.