Я помню полные, очень полные губы. Сладкий запах женской кожи. Улыбки и дурацкие монеты у меня в кармане. Голос и голубые глаза. Деревянное тело подо мной и разочарование.

Я не хотел уходить, но и оставаться на ночь не собирался. Встречать снова тоже.

Возможно, я передумал.

Оставив предложение администратора без ответа, отталкиваюсь от стойки.

11. Глава 11

Кирилл

Она замечает меня еще до того, как сокращаю расстояние между нами хотя бы наполовину.

Первая реакция жертвы эффекта внезапности — самая настоящая. Это сливки. И хоть ситуация не запланированная, результат примерно тот же.

Ее первая реакция — это сливки. И я методично снимаю их, оценивая, насколько мне рады. Или не рады. Это легко, потому что смотрящую на меня женщину трудно назвать нечитаемой. И мне льстит то, как она на меня смотрит.

Остановив на мне взгляд, замолкает, перестав шевелить губами и слушать консультанта.

Трудно сказать, что происходит в ее голове. И сейчас, и в тот вечер, когда она лежала подо мной деревянная, но сливки ее первой реакции — коктейль живых и настоящих эмоций. В мой адрес. Да, это льстит.

“Я люблю жизнь”, — подсказывает мне память.

Да уж. Это точно.

Мне определенно рады. Успеваю сделать этот вывод до того, как первая реакция стирается вместе с эффектом неожиданности.

Она шарахается от меня каждый раз, когда делаю что-то неожиданное. Сейчас тоже шарахается — делает короткий шаг назад, глядя исподлобья.

Есть ощущение, что она не знает, чего хочет больше — то ли от меня бежать, то ли остаться. Я не знаю, что у нее в голове, но наблюдать за этим увлекательнее некуда. Она делала выбор дважды, и в процентном соотношении он был пятьдесят на пятьдесят.

Кожа моего гида в свете дня светлая и ровная. Глаза кажутся неправдоподобно голубыми, губы манящими. Да, это то слово. То самое, несмотря на избитую тупую поэтичность. И выбор верхней одежды во всю глотку орет о том, что мой гид знает, как сильно ей этот смелый цвет идет.

— Добрый день, — смотрю в ее лицо, останавливаясь рядом.

Голубые глаза мечутся по моему лицу. Это похоже на панику.

Блять. Как все сложно.

— Добрый… — отводит глаза, косясь на подтаявшего мужика-консультанта рядом с собой.

Тот просто взмок, заебавшись ее консультировать. Я не вижу его слюни только потому, что он их, видимо, подобрал.

— Можно нам минутку? — обращаюсь к нему, не отрывая глаз от женского лица перед собой.

Мы остаемся одни у черного кроссовера, на который я бросаю взгляд, интересуясь:

— Приглянулось что-нибудь?

Кажется, меня переварили.

Приняв независимый вид, она пожимает плечом и сообщает:

— Я поняла, что для меня здесь слишком дорого.

— Обидно.

— Нет. Поищу что-нибудь попроще, я не привередлива в машинах.

— А в чем привередлива?

Посмотрев мне в глаза, прикусывает губу.

Опускаю взгляд на ее рот из соображений открытого визуального диалога.

Она ловит его и прячет руки в карманы, говоря:

— Во многих других вещах.

— Я могу списать свою неудачу на твою привередливость?

Не думаю, что должен объяснять, о какой неудаче идет речь.

Осекшись, моя собеседница заглядывает мне за спину, потом спрашивает:

— Тебя это гложет? Чувствуешь себя оскорбленным и униженным?

— Нет, — слегка улыбаюсь. — Я все еще хочу продолжить.

— Ну и зря, — выставляет вперед подбородок. — Ты еще не понял? Я ненормальная. Чокнутая.

— Это значит, что с тобой не скучно, — замечаю, глядя на то, как она топчется на месте.

— А ты маешься от скуки?

— Временами. Хочешь пообедать вместе?

Она мнется.

Смотрит на меня, смотрит вокруг.

Терпеливо жду, каков будет вердикт: бежать или нет.

Надеюсь, что нет. В конце концов, она самое интересное из того, что я видел в этом городе.