– Паа… что расскажу. Я девушку спас. Она тонула у самого берега.

– Разве у берега можно тонуть?

– Можно, волну закрутило, она в нее и попала. Я ее вынес из воды.

– Силен, Федька, силен. Красивая?

– Я серьезно.

– Я тоже. Давай переодевайся, я все собрал, будем номер сдавать.

– Как сдавать? Еще три дня.

– Срочно уезжаем. Мне позвонили, сообщили, что нашли мои ребята новое месторождение, надо ехать незамедлительно, без меня не справятся, так что отпуск прерываю в экстренном порядке.

– Мы с Ирой договорились завтра поплавать.

– Мал ты еще с Ирами плавать. Сколько ей лет?

– Девятнадцать.

– Знаешь, конечно, раньше в четырнадцать мальчиков к белошвейкам водили…

– Отец, обижусь, как тебе не стыдно. Пошляк ты, совсем со своей геологией про жизнь забыл.

– Какая жизнь? Как Ольга погибла, не вижу я женщин, только она одна и была. Поэтому не сердись. А глупости свои брось. На сборы тебе полчаса, в машину и – домой, в Питер.

– Она ждать будет. Я даже телефон ее не взял, на завтра понадеялся.

– Забудет русалка про тебя, мальца. Ей мужики нужны, а не мальчики безусые. Но на будущее – не надо ничего на завтра откладывать. Слышишь? Ничего. Делай сразу. Будет тебе урок. Не могу я ребят подвести, вырастешь, поймешь.

– Всегда вы, взрослые, так говорите. Впрочем, наверное, ты прав. Представляешь, она в Питере не бывала. Я даже фамилию ее не знаю. Хотя не пара мы, конечно, ты прав, как всегда.

– Федя, жизнь – такая удивительная штука, если это судьба, то столкнет она вас еще. Только узнаете ли друг друга?

– Я ее никогда не забуду.

– Так уж и никогда? Ну ладно. Поехали?

– Да.

– Вернемся, тебя – к моей сестре, а я, похоже, надолго. Что бы я делал без нее. Жалею, что мы с Ольгой тебе сестренку или братика не родили. Все моя работа, ее пение.

– Разве певицы не могут много детей иметь?

– Почему же, могут. Только кто-то тогда должен помогать, или няню надо, а тогда с деньгами у нас было не очень, мягко говоря. Время было сложное. Мама не решилась бросить работу и несколько лет детьми заниматься. Она не певунья-сипунья, а меццо-сопрано, это божий дар, сынок. Пела легко и гармонично. Трудяга к тому же. Восходящей звездой ее считали. Жизнь распорядилась жестоко. Осиротели мы с тобой, Федька. Но ради нее, ради Оленьки нашей многого добьемся. Как думаешь?

– Добьемся. Стану известным хирургом. Мама бы нами гордилась. Ира, кстати, возможно, тоже будет поступать в мед, она медсестрой работает.

– А что, в медицинском и встретитесь. Ну, давай. Давай. Торопиться надо.

Пока ехали, разговаривали всю дорогу. Вернее, говорил отец, сын кивал, односложно отвечал или издавал звук «М-угу», что означало, что он всё понимает, но говорить не хочет, в общем, Федор молчал больше, чем обычно, был задумчив и немногословен. Павел Олегович мог вести машину сутки, без перерыва на сон. Постоянные экспедиции закалили, в результате он легко обходился без сна и без еды, как верблюд или разведчик. Но сына надо было кормить и следить, чтобы он не сбивался с режима. Поэтому они часто останавливались на перекусы и переночевали в мотеле.

Павел Олегович Филатов был очень хорошим отцом и верным любящим мужем. Олю свою любил до сих пор. Поначалу так страдал, что Рая, сестра его, боялась за него, думала, тронется умом. Но спустя год Павел взял себя в руки, с головой ушел в работу и заботу о сыне. Мужчиной он был видным, и на него многие поглядывали, но тронуть его «законсервированное» сердце ни одной не удавалось.

Федя был способным к обучению мальчиком, учиться любил, и друзей у него было много. Дружили с первого класса, помогали друг другу. Все хорошо складывалось. Если бы еще мама Федина была жива, но ее не было.