– Эй! – заорала я на весь коридор, помогая себе мощными ударами ногой в дверь, наплевав на то, что перебужу воплем и грохотом половину гостей. – Эй, девка!

Наверное, мне бы кричали так же. Точнее, той Маризе, которой не посчастливилось родиться той, кем она родилась. Девка, подай, принеси, получи оплеуху, проглоти ее и разноси туфли. Насколько это было нормально – испытывать сострадание к собственному телу и отделять его от собственного ума, я старалась не думать.

Но познания об обращении с прислугой у меня ограничивались сериалами, и то зарубежными фэнтези, ни на одну отечественную поделку не хватило не то что меня, но и мою помощницу по хозяйству, а вот к ее «Игре престолов» я относилась весьма снисходительно.

– Девка! Эй! Кто-нибудь, чернь ленивая!

Мариза, фамилии которой я не знала, и Адриана де Аллеран показала свой довольно паршивый нрав и зычный голос. Я легко перекрикивала двигатели дизельных фур и заставляла шевелиться сонных гастарбайтеров.

– Что желает ваша милость?

Моя милость алчно усмехнулась. Мою милость переклинило, зато я теперь понимала, откуда такие перепады в моем настроении. Я их то ли никогда не испытывала, то ли забыла с возрастом, и внезапно выяснилось, что справляться с ними не так уж и просто.

Девушка, которую я раньше не видела, и на мгновение мне ее стало жаль, стояла передо мной, покорно склонив голову.

– Во-первых, принеси мне соломы свежей, сухой, накидай на пол. – Я решила, что лучше жуки, чем иная живность. – Что смотришь, не знаешь, что свежая солома придает свежий цвет лицу?

Это был бред, причем отвратительный. Но бреду верили даже в мои просвещенные времена. Я видела, что продают в инстаграме, да и вообще в сети.

– Сейчас сделаю, ваша милость.

– Стой. Видишь это? – я потыкала в сундук пальцем. – Там платья. Приносишь сюда еще пару жаровен. Растапливаешь их. Сверху кладешь металлические листы. Есть металлические листы? Большие. Спроси на кухне. На эти листы кладешь платья по очереди и ждешь, пока они хорошенько прогреются, но следи, чтобы они не сгорели. Поняла?

Девушка кивнула. В ее глазах я читала: «Ее милость умом тронулась».

– После того, как обработаешь… я хотела сказать – прогреешь, складывай на солому. Не в сундук и не на кровать! С сундуком сделаешь так: анис, герань, базилик, шалфей, есть что-нибудь?

– Герань у хозяйки есть, ваша милость.

Бедное дитя, показалось мне, привыкла иметь дело с умалишенными. Точно знала, что перечить не стоит. Это только начало, не сдержала усмешки я.

– Тащи все… Неси все. – А мне следовало выбирать выражения. Когда маску Маризы мне позволено было снять, Мария Успенская словно забыла, где она находится. Я тряхнула головой и подумала, что горничная все равно пропустит это мимо ушей. – Я заплачу. Берешь сундук, вымываешь его, потом затираешь геранью… берешь листья и трешь, трешь, – я показала как, а несчастная девушка побледнела так, насколько это было возможно рассмотреть в полумраке. – А после того, как сундук провоняет, складываешь платья и пересыпаешь листьями герани. Поняла?

Девушка кивнула.

– Как тебя зовут?

– Анаис, ваша милость.

– Хорошо, Анаис. Я тебе заплачу. А еще заплачу, если ты приготовишь мне ванну.

– У нас нет ванны, ваша милость. Господа в городские бани ходят. Вашей милости туда ну совсем непотребно.

Моя милость, выходит, чесаться должна, хмыкнула я. Но какой-то должен быть выход? Хотя бы… да, почему бы и нет, начать с малого. Анаис вместе с другой служанкой притащила одну жаровню, потом вторую, потом явился толстый вонючий мужик, судя по всему, повар, он тащил лист железа, и хотя я наивно предположила, что это что-то с кухни – нет, лист был явно откуда-то из другого места, но тоже с жирными пятнами. Платья мне было жаль, но себя жальче. Я к тому времени уже успела кое-как разобрать уложенные волосы и то, что мужик вылетел, как будто ему углей насыпали в штаны, списала на то, что я была простоволосая.