Сердце разгоняется. Чувствую, что причина паники – никто иной, как Басов Борис Дмитриевич.

– Хорошо, – голос пациентки отвлекает от телефона. – У меня завтра конференция. Есть ли хоть какая-то надежда восстановиться за сутки?

– Самое главное – покой, – отрываю листок из блокнота и пишу название лекарства. – Никакого хлеба, орехов, кислых соков и им подобного. Вот это лекарство рассасывать каждые два часа в течение суток. – Подаю назначение женщине вместе с картой. – Надеюсь, что все получится.

– Спасибо, – она встаёт со стула и немного манерно подхватывает сумочку. – Все хорошего.

Выходит в коридор, а я беру в руки телефон, гоняя в голове варианты оправданий собственного поведения. Сейчас у меня между пациентами окно в пятнадцать минут. Сделать вид, что была занята, не получится. Придётся идти.

– Можно? – Стучась, заглядываю к подруге в кабинет.

– Нужно! – Она подскакивает из кресла и начинает менять шагами расстояние от окна до стола. – Ну зачем ты ему начала опекой угрожать? – Всплескивает руками.

– Ксюш, да сама не знаю, – моментально понимаю о ком речь и расстроено пожимаю плечами. – Прям завёл меня.

– А у него предвыборная кампания на носу, – она хватает со стола листок бумаги и несёт мне. – На, вот, полюбуйся. То хрен у них что подпишешь, а тут приказ за десять минут состряпали. – Падает в кресло. – И я ничего не могу сделать! – Психуя, хлопает ладонями по столешнице.

Я пытаюсь прочитать текст. Руки трясутся, а буквы расплываются.

– «… отстранить от работы на срок до шестидесяти календарных дней…» – зачитываю в слух, чувствуя, как голос проседает.

– Ох… – я стекаю на ближайший стул. – Может, просто надо извиниться, – спрашиваю с надеждой. – Или расписку о неразглашении написать. Да не нужны мне его секреты. Не может мужик с женой и сыном справиться эка невидаль!

– Все. Главный подписал. – Отзывается подруга. – И мне ещё по шее выдал. Скажи спасибо, что просто в отпуск отправили. Я как могла… Не думаю, что его устроит расписка.

– Чего делать то? – Я с отчаянием смотрю на бумажку в своих руках. – Снова переезжать? Так хотела тихонько подзаработать, чтобы адвоката получше нанять.

Обида на весь мужской род подкатывает к горлу комом и начинает першить в горле.

– Ну вот и как теперь быть? – всхлипываю.

– Ну не реви, – хмурится Ксюша. – Я поспрашиваю у знакомых. В стоматологию куда-нибудь пристроим тебя медсестрой. Зарплата, конечно, так себе. Но временно – пойдёт.

– Вот честное слово, – стираю пальцами с щёк слёзы. – Вот кто мог подумать, что этот мужик такой гад. А ты ещё говорила, что в столовую придём… – бормочу себе под нос.

– Так это ещё и из столовки? – Выкатывает глаза подруга. – Ну ты везучая, ничего не скажешь!

– Я думала, ты его видела. – Шмыгаю носом.

– Да нет, конечно. – Ксюша разводит руками. – Мне главный позвонил и огорошил.

– Прямо сейчас уходить? – Уточняю растеряно. – Там ещё два пациента по записи.

– Иди, отдохни, – вздыхает подруга, – Вечером позвоню тебе, скажу по стоматологиям. Пока посижу пообзваниваю.

Выхожу из здания клиники и оглядываюсь по сторонам. Домой совсем не хочется. На душе плещется какое-то неудобоваримое чувство.

«Разве это справедливо?» Чтобы вот так взять и натоптать грязными ботинками в чужой жизни. А если бы у меня были дети? Да разве птиц такого полёта могут волновать обычные люди? – Да его даже собственный ребёнок не волнует! Чего о других то речи вести. Побольше положить себе в карман – вот он основной смысл жизни.

Почему-то подобные персонажи в моем воображении всегда выглядят, как Скрудж Макдак, который заныривает по утрам в собственную сокровищницу на заставке диснеевского мультика. Этакий жирный селезень столичного откорма… Главная абсурдность моего положения в том, что я никогда бы не стала жаловаться в опеку. Ну на сам деле – это не тот случай. Миллионы детей в нашей стране живут в более грустных условиях. Любовь… ну подумаешь, зато сыт и образован.