«Если бы…», – все время размышляла она. Если бы тогда в столовой не взяла в руки пакет с молоком Сары-Шарлотты. Ведь ей недаром поставили аллергию и запретили его пить! Это можно было бы воспринять как четкое указание, что не стоит даже смотреть на пакеты молока, на которых и печатали фотографии пропавших детей. Но в тот осенний день Дженни схватила его.
Если бы тогда, выпив молоко, тут же бросила пакет в мусор…
Если бы не лезла в архивы и не читала, что писали о похищении в газетах…
Если бы не рассказала обо всем Риву…
Если бы тот не сообщил Лиззи…
Хотя при всем этом семья Спринг полностью была права. По крайней мере, в моральном плане. Ведь она была их ребенком. А если так, то и жить должна с ними.
Будущее казалось таким страшным, что не хотелось о нем и думать. Завтра она сядет в машину, ее провезут через территорию двух штатов и передадут в руки другой семьи. Она окажется там, где у нее есть три брата и сестра, которую она совершенно не помнила. И под пытливым взором СМИ и заинтересованной общественности придется начать ходить в новую школу. Дженни с трудом представляла, как сможет со всем этим справиться.
А каково будет маме и папе?
На первом этаже собрались ее друзья. Сара-Шарлотта настояла на необходимости устроить прощальную вечеринку. На деле получилась не вечеринка, а полная катастрофа. Подруга утверждала, что это важное событие, и была совершенно права. Но было ли оно тем, которое надо отмечать? Вот в этом-то Дженни не была уверена.
Девушка понятия не имела, что чувствовали члены ее семьи в Нью-Джерси. Она с ужасом думала, что ее ждет впереди. Все эти люди были ей незнакомы, казалось, Дженни попала в безвыходную ситуацию, потому что теряла тех родителей, которых знала и любила.
Главное – сохранять спокойствие. Полное спокойствие.
Именно так и повторяли ей и самим себе родители.
Некоторое время семья Джонсонов была настолько спокойна, что Рив поинтересовался, не ездят ли они по ночам к гробовщику, чтобы их бальзамировали.
На душе стало теплее, когда Дженни подумала о нем. Чувство юмора было с Ривом в любых ситуациях.
«Но я теряю и его, – пронеслась в голове мысль. – Мой первый парень. Мой единственный парень. Я уже и с ним не смогу говорить».
Все это часть договоренности с семьей из Нью-Джерси. Никаких разговоров.
Хотя на дворе был очень холодный январь, сосульки на ветвях деревьев, в ее комнате было уютно и тепло, она вся была залита солнечным светом.
Девушка протянула руку. Осторожно, словно боясь обжечься о раскаленное железо, прикоснулась к плечу матери. На какой-то момент это действие заставило правду исчезнуть.
Мать с дочерью обнялись и встали, покачиваясь, крепко держа друг друга в объятиях. Чувства, охватившие их за эти последние несколько недель, переполняли – любовь, страх, надежда и злость.
«На самом деле мы не были спокойны, как думал Рив, – подумала она. – Мы пытались приспособиться к новой ситуации».
– Мама! – прошептала Дженни. – Не злись на меня.
Женщина начала медленно целовать ее лицо, словно хотела его хорошенько запомнить.
– Я не злюсь на тебя, дорогая, – отвечала она. – Как я могу? Я же тебя люблю. Ты – вся моя жизнь. Я злюсь на Ханну. За то, что она два раза нас так сильно подвела.
Ханна. Это было уравнение, состоявшее из одних неизвестных. Никто ничего не знал и не хотел знать о ее судьбе.
– И больше всего я злюсь на… – она не закончила предложения.
«…на семью Спринг», – хотела сказать миссис Джонсон. Родители не произносили этого вслух. При этом никто не позволил себе устроить истерику с криками: «Как вы можете забирать нашу девочку?! Это – наш ребенок, Дженни Джонсон, не Джен Спринг!»