Рельсы лежали повсюду. Вагончик, в котором я оказался, то уходил под землю, то бежал по набережной, то останавливался у больших или малых зданий; выходили одни пассажиры и входили другие. Всюду пестрели указатели, часы и табло.

Мне нужно было добраться в пункт А, и желающих помочь мне было немало, хотя попутчиков не нашлось. Сам пункт А в справочниках найти не удавалось, но многие слышали, что он существует. Кое-кто даже доверительно шептал мне на ухо, что сам всю жизнь хотел побывать в пункте А, но никак не хватает времени. Я менял вагоны, проехал по густому лесу и по пустыне, по горным перевалам и по снежной степи, но пункт А был недосягаем.

И вдруг я увидел в окно – невдалеке от одной платформы – старика, сидевшего на потрёпанном чемодане. На крышке чемодана виднелась размашистая надпись: «В ПУНКТ А». Едва успев выскочить из захлопывающихся дверей, я подбежал к старику. Он ни о чём не спросил, улыбнулся и подвинулся, уступив мне краешек чемодана.

Мы сидели долго, и нам было хорошо друг с другом, хотя мы почти не разговаривали, погружённые в ожидание… Настал вечер. Постепенно исчезли люди, вагончики проскакивали нашу платформу, не останавливаясь. Спустилась ночь. Потом постепенно начало светать. Показался краешек солнца. И вдруг под его лёгкими лучами стали таять рельсы и шпалы. Вагончики на глазах оседали и съёживались, словно зимние сугробы… Там, где недавно была платформа, проступила зелёная травка. Свежий ветер сдул железнодорожную гарь. Вдали виднелся пункт А. Ходьбы до него было немало.

В зале, одна из стен которого была гигантским экраном дисплея, я сидел в глубоком мягком кресле с клавиатурой на коленях и программировал на суперкомпьютере. Облачённый в халат средневекового звездочёта, я решал проблему создания искусственного интеллекта.

Всё было готово к полному моделированию внутреннего мира человека. На лазерных дисках были записаны потоки повседневных ощущений – всё, что приносит человеку его зрение и слух, его память и самочувствие. Можно было включить в работу десятки чувств и сотни эмоций, представленных цифровыми сигналами, но воспринимаемых центральной программой так же, как человек воспринимает свои переживания. Специальный блок под названием «РАЗУМ» был готов производить главную продукцию: искусственную мысль, которую нельзя было бы отличить от естественной. Великий космический путешественник Йон Тихий незамедлительно признал бы во мне последователя Коркорана – создателя человеческих душ в электронных ящиках.

Я нажал кнопку очистки экрана, но, вспомнив рассказ о Коркоране, задумался. А что если мой эксперимент уже осуществлён? Что если моё собственное сознание – всего лишь результат действия электронных блоков под управлением искусно составленных программ? Ведь я прекрасно знаю, как можно закодировать и вид зала с экраном суперкомпьютера, и ощущение удобства от мягкого кресла, и даже то самое сомнение, которое сейчас овладело мною…

Я вскочил, потрясённый. Боже мой, да есть ли вообще способ распознать природу собственного сознания? Ведь какой бы аргумент я ни придумал, он точно так же может оказаться результатом действия специального блока под названием «РАЗУМ», созданного достаточно квалифицированным программистом!.. Есть ли выход из этой ловушки, кроме сумасшествия (означающего, в свою очередь, всего лишь сбой программы или специально предусмотренное её завершение)? Даже если всё это сон, если я ущипну себя и проснусь, – что мне делать наяву с этой навязчивой идеей?

И тут я вспомнил… Я выключил компьютер, сбросил средневековый халат прямо на клавиатуру, снова сел в кресло и закрыл глаза. Были в моей жизни мгновения, которые невозможно закодировать. И в них, прежде всего в них, таилась расшифровка всех остальных иероглифов сознания… Теперь я готов был проснуться.