Сказав это, юноша весь дрожал в ожидании ответа, но что мог сказать ему Странник, если в этот миг он ощутил странное сосущее чувство под левым соском. Обещав юноше дать утром ответ, Странник уже знал, что стоит тому задремать, утомленному еженощной борьбой с холодом, как он навсегда покинет эту ледяную долину под синим небом, не попрощавшись, не поцеловав ребенка в рано поседевшие виски, не оставив после себя ни единой весточки на память. Сидя у костра, Странник чувствовал, как сухой огонь боли охватывает его голову, сжимает ее, выдавливая из нее мысли и чувства. Странник ждал только одного – лишь бы юноша скорее заснул, чтобы как можно скорее оставить место, ставшее источником страданий. Уходя, Странник оглянулся на веселый костер, так и сыпавший искрами в небо, и продолжил свой путь без сожаления об оставленном позади юноше и той части своей жизни, которая с тех пор принадлежала уже не ему. Странник всегда оставлял позади себя руины прежней жизни, потому что в том месте, куда направлялись его стопы, не было места прежнему, отжившему, оставленному. Оно сгорало в пламени, пожиравшем его голову с тех самых пор.

Все последующие годы Странник и не вспоминал о юноше у костра, как не вспоминал о хижинах и дворцах, о женщинах и детях, о винах и яствах, но однажды, много лет спустя, Странник вновь оказался в той долине, столь негостеприимной к ночным путникам. Как и в первый раз, на хребтах висели холодные серые облака, Странник был уже стар и дрожал от холода сильнее прежнего. Тщетно вглядывался он в ночное небо в поисках золотых искр – небеса были пустынны. Тщетно напрягал он ослабевший слух, ожидая услышать отзвуки голоса или треска сучьев – вокруг было необычайно тихо. Холод сковывал Странника по рукам и ногам, стеснял дыхание, леденил кровь, так что Странник сначала сел на землю, а потом лег, в ожидании неминуемой гибели. На его счастье, мимо ехал окрестный князь со своими слугами – они-то и подобрали почти до смерти замерзшего путника. Отогретый в теплом жилище, напоенный имбирным вином, Странник спросил своего благодетеля, что же случилось с знаменитым родом, спасавшим долину столько веков подряд от ночных смертей. И тогда князь ответил ему так. Ты прав добрый путник, ибо так и было много веков подряд, пока славный род ночных костровых жил в хижине у реки в том самом месте, где мои слуги нашли твое бездыханное замерзшее тело. Но однажды, когда я был маленьким мальчиком, с костровым случилась беда. Дело в том, что он опасно заболел – его терзала жестокая лихорадка, и он не смог насобирать днем достаточно сучьев, чтобы ночью досыта накормить костер и самого себя. Его хватило лишь на половину ночи, а это была необычайно холодная пора года, когда звезды звенят от мороза, примерзнув к небесному своду, и стоило костру погаснуть, как у него недостало сил разжечь огонь горячечной рукой. Утром его нашли окрестные крестьяне, но он был уже мертв. И вот что удивительно, путник, прибавил князь, над потухшим костром висел котелок, в котором оставалась половина похлебки, а рядом с костром замерзал второй ломоть хлеба, припасенный для кого-то, кого ждал несчастный юноша всю ночь, замерзая под звездами. У нас говорят, что он ожидал своего названного брата, покинувшего его столь же внезапно, как и пришедшего к нему. У нас говорят еще, что допей он похлебку до конца и насыться тем куском хлеба, и этого могло бы хватить до наступления утра. Но костровой знал, что брат его может вернуться в любую минуту, голодный и холодный, и потому он предпочел умереть, лишь бы встретить брата достойно. Поэтому, добрый путник, тебе действительно несказанно повезло, что ты остался жив этой ночью в наших неприветливых местах, прибавил князь и приказал добавить сухой хвои в очаг. Пламя весело заиграло на каменной кладке, во все стороны полетели золотые искры, но Странник уже не мог радоваться их легкому танцу, как тогда, когда вместе с костровым сидел у огня под синим куполом ночи. Он хорошо знал, кому предназначался тот кусок хлеба и та похлебка, которые могли бы спасти не только кострового и его самого, но и всех путников, пересекавших долину в последующие годы. И это знание причиняло боль Страннику, хотя он был уже стар и почти не ощущал ни сосущего чувства под ложечкой, ни сожаления о былом, ни страха перед будущим. Ничего уже не было, а боль пришла и осталась со Странником навсегда, как будто его насквозь прожигали веселые золотые звезды.