– Но это невозможно совместить!

Злой, продолжая зло смотреть на дорогу, зло рассмеялся скрипучим смехом.

– Медальный, не меряй меня своей дебильной меркой. Оставь её для актёров. Мне это сделать…– Он щёлкнул несколько раз пальцами, -…один час работы…А Смольный должен открыть свой срам.

– Это будет верх безнравственности.

Злой резко ударил кулаками по своим коленам и, свирепо глядя на дорогу, завопил:

– Что я слышу?! Ты говоришь о нравственности в самой безнравственной стране мира! – Но тут же он спохватился и, кривя губы злой гримасой, сказал: – Впрочем, и так понятно: там, где говорят о нравственности, значит, там её никогда не было. Отдай приказ «членам политбюро КПСС», чтобы они выдвинулись в свинарник и приготовились к заседанию, стоя по колено в говне. Вот там они и заговорят о чистоте, о нравственности, о целомудрии на фоне совокупления свиньи и борова.

Медальный, предчувствуя удачу новой серии, начал быстро набирать номер на «мобильнике», тогда как Злой уже стремительно писал шариковой ручкой в тетрадке новый сценарий.

Между прочим, в одном квартале от дома, в котором была коммунальная комната Злого, жил патриарх русской литературы С. В последние годы он искал, ждал появления Гения, внимательно читал новые книги и огорчённо вздыхал. «Нет, не тот…бездарь». Порой, гуляя по улицам города, С. из-за спин агентов ФСБ и личной охраны, из-за спин секретарей он вглядывался в лица людей, ища среди них Гения. Но если бы С. заглянул на помойку, сходил на мусорную свалку, то легко бы заметил пачки рукописей Гения. Но С. не заглядывал в эти места…

А в это время в далёкой Сибири в синее небо стремительно уходил самолёт «Мао». Он был не сильнейшим самолётом, так как в Армии Китая его давно заменили самолётом «Мао, ты прав» и более скоростным «Мао всегда впереди».

Самолёт вёл Линь Бяо по кличке «Бяка». Он был «сочувствующим» партии Апельсинова и владельцем казино «Только для братвы», тем не менее, он напевал боевую песню китайских революционеров «Синь тянь дай ман». В песне говорилось: «Товарищ, давай оторвём собачью голову у буржуя. Бросим её в отхожее место и пойдём дорогой великого Мао». Хотя сам Бяка был удачливым бизнесменом.

Пять самолётов МиГ- 40 начали свой мощный разбег по взлётно-посадочной полосе, неся под фюзеляжем по два берёзовых бревна для расстрела китайского самолёта.

Командир полка, морща лоб, следил из окна за разбегом эскадрильи и мысленно подталкивал их руками. Но самолёты продолжались мчаться по полосе. Двигатели были старые, брёвна –сырые, тяжёлые. Пилоты, само собой понятно, давно продали и пропили ракеты, а вместо них повесили брёвна, зная, что генералы близко не подходили к технике, осматривали её издалека.

Наконец самолёты взлетели и начали медленно набирать высоту, идя на перехват китайского самолёта «Мао».

Зная, что все переговоры записывались на плёнку, полковник взял микрофон и забормотал:

– Внимание, борт 1…2…3…4…5…, определите дальность цели, её скорость. Подготовьте ракеты для удара по цели.

Пилоты разом, хотя и не могли видеть друг друга, постучали кулаками по экранам локаторов. Командир эскадрильи ответил полковнику:

– Цель вижу. Расстояние до неё 110 километров, скорость более 5 000 километров в час. Ракеты готовы.

А там впереди и внизу была большая деревня Митяевка. И в одном доме плясала, ухала свадьба, хотя в центре комнаты стоял гроб с телом Митяя, сгоревшего в результате вдумчивой, но не осторожной работы над фенолом, каковой талантливый русский изобретатель обращал в питьевой спирт. Его трое дружков, старательно доработав проект Митяя и опробовав его на себе, как это делали учёные и изобретатели в девятнадцатом веке – играя глазками, вприсядку ходили перед столом, за которым сидела невеста с женихом. Народ в большой избе, опробовав новое питиё, с удовольствием наблюдая явление Митяя рядом с невестой, иногда говорили: