Но мне не было больно. Наоборот, я испытала облегчение. Так тяжелобольной, долго ожидая опасной операции, идет на нее почти спокойным. Хотелось хоть каких-то перемен…

Может, будет хорошо – забыть это место, этих людей, этот страх. Найти работу, жилье, стать нужной кому-то. Может, мне понравится быть новой собой, которая краснеет от комплиментов, не использует грубых слов и (не глупо ли надеяться?) представляет, что такое любовь? Может, я буду счастлива?..

Я знала, что до взлетной площадки приблизительно полтора часа езды – не так много, но и не мало. Достаточно, чтобы успеть подумать обо всем важном.

Например, о моей жизни без Кристофа. Было в данной фразе что-то безумное. Как в вопросе: «А есть ли жизнь после смерти?» Да возможно ли это? Я никак не могла себе представить, что будут проходить дни, недели, месяцы и, наконец, годы, а я так и не увижу его снова. Что я… перестану бояться!

Чем больше я думала, тем больше понимала: ни необходимость подчиняться ему, ни даже боль, которую он мне приносил, не мучили меня так сильно, как страх, вечный страх перед ним, пропитавший все мое существование насквозь…

Кстати, а ведь Кристоф, должно быть, даже не допускает попытки побега!

Мои губы сами растянулись в злорадной усмешке.

Он так в себе уверен, так силен, что даже охрану не удосужился поставить! Или надеется, что ужас парализовал меня?.. Ну уж нет, он больше никогда не увидит мой страх!

Погруженная в мысли о столь важных вещах, я мало обращала внимания на время и место, в которых находилась. Но глянув за окно, увидела бесконечный лес, пролетавший мимо.

Что-то было не так.

– Мы едем слишком долго, – нервно сообщила я водителю.

– Не беспокойтесь, барышня! – сразу отреагировал он. – Вот заедем за угол, и тогда уже все, барышня!

За угол? В лесу? И напевное «барышня» звучало уж слишком необычно… Как из прошлого.

– Нет! – закричала я сдавленно. Сердце ускорило темп втрое!

Водитель обернулся. Мелькнули насыщенно-красные глаза и совершенно дикая, нечеловеческая улыбка.

– Догадались-таки, барышня, – сокрушенно вздохнул он. – Жаль, конечно, но что поделаешь…

Он отвернулся и как ни в чем ни бывало продолжил путь.

Я лихорадочно зашарила по дверям, пытаясь открыть, но они были заблокированы. Думала ли я, что уцелею, выпрыгивая на ходу из машины, или надеялась, что смогу убежать от него ночью в огромном лесу? Сомневаюсь, что я вообще могла думать в данный момент.

– Куда вы меня везете?! – Адреналин заставлял действовать, пусть это был хотя бы разговор.

– Да не бойтесь вы так, барышня, ничего плохого с вами не случится. Господин приказал вас беречь, а не… гм… в общем, ничего плохого не приключится… с вами, – водитель был так спокоен и убедителен, что если бы не это «барышня» и не его лицо, можно было бы подумать, что ничего особенного не происходит.

– Господин – это Дженоб?

– Нет, барышня, не совсем.

Дальше я не спрашивала.

Боже, какая дура! Как я могла подумать, что они оставят меня без присмотра! Меня, «ценное лекарство» для дочери самого Дженоба, меня, которую целых восемнадцать лет стерег его сын лично!

Внезапно меня ужалила мысль: Лидия! Что с ней будет? Ведь они наверняка знают, кто мне помог! И что будет со мной? Какое наказание ждет беглого раба? Убивать меня, конечно, не станут – я им еще нужна живой, по крайней мере на некоторое время. Но курс истории убеждал, что смерть – далеко не самое худшее из возможного.

Мне стало плохо.

Машина замедлила ход. Лес расступился, и на фоне более светлого неба проступил силуэт массивного сооружения, напоминавшего заброшенный завод. Вдоль дороги возвышались огромные кучи хлама, которые, если присмотреться внимательнее, окружали сооружение широкой полосой. Впечатление заброшенности окончательно разрушали смотровые вышки с охранниками по периметру высокой внутренней ограды.