На следующее утро по моей просьбе Альберт ведет нас на один из выгоревших за лето холмов с выстриженной скотом травой. На холме, на деревенском кладбище лежит Абай.

Поидон Сопрокович Марлужоков, или Абай, как его звали для краткости, тридцать лет проработал в заповеднике, на кордоне.

Я устроился на кордон, когда еще была жива его жена Ульяна Лазаревна (или Абё). Через полгода Абё, которая была старше мужа на двадцать лет, умерла и старик остался один. Мы дружили с ним, он учил меня премудростям деревенской жизни – колоть дрова, ходить на лыжах, отбивать литовку, косить, метать стога. Я помогал ему, он мне.

Маленький, часто как будто чему-то удивленный, с беспомощной хитрецой, которая ему никогда не удавалась, бездетный. Пока мог, он жил на кордоне, где у него были дом и аил, в последние несколько лет переселился в деревню, поближе к людям. Ему отвели дом, помогали по хозяйству, он проводил много времени в семье Альберта. Умер четыре года назад.

– Так один и умер, – говорит Альберт. – Хоть люди и не бросали его, а без детей все равно один умрешь. Упал, ушибся головой – и все. Он же последние годы как пьяный ходил, качался.

Помню, как Абай все время жаловался, что так и не получил медаль «Ветеран труда», хотя имел положенный стаж. «Там в Москве скажи главному профкому, что – так и так, Марлужоков без медали».

Я работал уже на другом кордоне, когда, съездив в отпуск в Москву, привез и вручил ему медаль, оставшуюся от моего отца. Сказал, что «главный профком» слышал о Марлужокове и просил передать, извинялся только, что удостоверение выписать не может – Союз уже развалился, удостоверения больше не выпускают. Абай спрятал медаль, не поблагодарив, – за что благодарить, если награда дана по справедливости? Вскоре поехал в Улаган требовать прибавку к пенсии.

Мы долго сидим на склоне холма. С кладбища открывается великолепный вид на деревню. Вовсю играют свою музыку саранчи, внизу видно лошадей, по очереди встряхивающих гривой и в такт музыке стукающих по земле копытом.

После обеда мы с Любой поднимаемся в другую гору – идем на работу к Юле, младшей дочке Альберта. Она работает фельдшером. «Фельдшер-акушерлик пункт» гласит красная табличка на больнице. Небольшой палисадничек, голубое крыльцо, рядом огромные тарелки спутниковых антенн и большая поленница колотых дров на зиму. Топят больницу в холодное время года Альберт или Валя. Внутри коридор, несколько кабинетов с аккуратно белеными стенами, Юля в марлевой повязке на лице моет полы.

Работа беспокойная – следи за больницей, бегай по вызовам и днем, и по ночам. То вакцинация, то сопровождай больного в Улаган на попутной машине. Поэтому с детьми сидит муж.

– Сидит, в окошко смотрит, хочет на стоянку, в тайгу, на охоту. Но ничего, сидит, – довольно говорит Юля.

Идем к Рустаму с Олей. У них в семье с детьми тоже сидит муж – Оля работает в школе учительницей английского языка. Рустам, быстрый, энергичный, с удовольствием водит нас по двору и показывает нам свое хозяйство – машины, новый аил, баню, сараи, щенков, которые должны вырасти в хороших собак, бензиновый генератор, но, войдя в дом, скучнеет. Рустаму в Язуле вовсе не так тесно, как Байраму, – забот и планов полно. Надо обустраивать стоянку, строить там новый скотный двор, баню. В прошлом году он проложил до стоянки дорогу на тракторе. Сейчас нужно везти в Улаган коров продавать, недавно заготовил для больницы, для себя и для родителей дрова на зиму.

Старший сын Рустама, шестилетний Ренат, встречает нас радостно – в прошлом году он гостил у нас в Москве с папой и мамой. Любу он называет «эдье» – тетка или старшая сестра, меня зовет «дядя». Младшенькая Регина пока приглядывается.