– Кого?
– Унтерштурмфюрера Алекса Прилуцкого.
– Пригласите его ко мне.
Утром на стол группенфюрера лег рапорт:
«ГРУППЕНФЮРЕРУ СС
И ГЕНЕРАЛУ ПОЛИЦИИ
ЭРИХУ ФОН ДЕМ БАХ-ЗАЛЕВСКИ
Штурмбаннфюрер Зикс почтительно докладывает.
Вчера в 23.00, во исполнение операции «Тайфун», в Москву на связь с агентом Отцом отбыл унтерштурмфюрер Алекс Прилуцкий. Прилуцкий снабжен деньгами и получил необходимые инструкции.
Штурмбаннфюрер СС и доктор фон Зикс».
Глава 2
Москва. Июль
Начальник МУРа смотрел в окно. На противоположной стороне улицы у киоска с газированной водой стояла очередь. Начальник на секунду представил, как пенная струя бьет в стакан, как пузырится в нем жгучая от газа вода. Голова продолжала болеть. Повышенное давление напоминало о себе болью в затылке.
Два месяца назад он бросил курить. Как только появились первые боли, вынул из ящика стола коробку «Казбека», хотел бросить в урну, но передумал. Вызвал к себе молодого сотрудника Игоря Муравьева и отдал папиросы ему.
– Так как же быть с Костровым? – спросил начальник отделения Данилов.
– Погоди, Иван Александрович. У тебя есть что курить?
– «Казбек».
– Давай его сюда.
– Но вы же…
– Мало ли что, время видишь какое.
Начальник жадно затянулся. И сразу стало легче, даже показалось, что боль утихла.
– Вот так. – Он тяжело опустился в кресло. – Не верь врачам, Иван Александрович. Курнул – и легче стало. Ты мне оставь пяток.
– Да вы все возьмите. У меня в кабинете есть еще.
– Соблазн велик, возьму. Так ты спрашиваешь, как быть с Костровым?
– Случай уж больно необычный.
– Нет, Данилов, в этом нет ничего необычного. Он сам-то где?
– У дежурного сидит.
– Проверить его показания надо. А вдруг врет?
– Да я его знаю, Мишка врать не станет.
– А ты все ж проверь. Сколько у тебя в группе народу осталось?
– Трое.
– Значит, Полесов, Шарапов и Муравьев.
– Точно.
– Считай, что остался ты один.
– То есть как? – Данилов встал, шагнул к столу. – Как – один, товарищ начальник? Моя группа больше всех потеряла людей. Восемь человек на фронт забрали. Я сам…
– Ты погоди, Иван Александрович. На! – Начальник протянул три одинаковых листа бумаги.
Данилов достал из кармана очки.
«НАЧАЛЬНИКУ МОСКОВСКОГО УГОЛОВНОГО РОЗЫСКА
ОТ ПОМОЩНИКА ОПЕРУПОЛНОМОЧЕННОГО
МУРАВЬЕВА ИГОРЯ СЕРГЕЕВИЧА
РАПОРТ
Прошу вас разрешить мне пойти в ряды действующей армии. Я комсомолец, и место мое на фронте. Хочу беспощадно громить фашистскую нечисть, мстить за нашу поруганную землю.
И. Муравьев».
– Понял, Данилов, в чем дело? Ты два других можешь и не читать. Шарапов и Полесов тоже просятся. Ты им скажи, Данилов, я сам на фронт хочу, и ты тоже хочешь. Все хотят. Вон мне Дерковский какой концерт устроил – в батальон московской милиции его отпусти. А я с кем здесь останусь?
– Товарищ начальник…
– Ты, Данилов, молчи. Помню, как ты еще на финскую просился. Молчи уж. – Начальник взял папиросу. – Молчи, Данилов, а со своими ребятами поговори… Иди, Иван Александрович, иди… Чувствую я, что к вечеру много работы будет. – Начальник опять отвернулся к окну.
Почему-то ему казалось, что так легче думается. Калейдоскоп улицы успокаивал.
Петровка была почти такой же, как месяц назад. Торопились куда-то по-летнему нарядные люди, бойко торговал мороженщик, стояла очередь за газировкой. Но война уже чувствовалась. Военных побольше на улицах стало. На углу вместо привычного усатого постового стоит с винтовкой СВТ молоденькая девушка.
Вот она взмахнула полосатым жезлом, останавливая движение. Со стороны Пушкинской по трамвайным путям несли похожий на колбасу огромный зеленый баллон с газом для заправки аэростата. Девушки из батальона МПВО крепко держали за стропы упругое подпрыгивающее тело. А месяц назад он, начальник МУРа, видел аэростаты только на картинках в кабинете Осоавиахима.