– Все! – Я дернулась слишком резко, поскользнулась и села на отрытую трубу теплотрассы.

Горячо! Я вскочила. Даже смешно стало: голой попой на утюг – так мне и надо, бесстыднице.

– Не обожглась? – Он потянулся ко мне, проверить, что там под юбкой, не обожглась ли, но опомнился, отдернул руки и быстро зашипел: – Ах да! Я знаю, в чем дело. Может быть, ты думаешь: «У тебя, дяденька, уже лысина появилась…» Может быть, я просто не нравлюсь тебе?!

Хватит! Я вырвалась от него и побежала вниз, на аллейку. Пригорок был усыпан сосновыми иголками. Босоножки скользили. Полуянов выскочил за мной на асфальт. Здесь ему пришлось притормозить, а я, наоборот, сделала несколько быстрых шагов, потому что по дорожке шел Антон.

У него был шанс отвернуться, не заметить меня и спокойно пройти мимо, но он замедлил шаги.

Антон вышел прошвырнуться после этих игрушечных выборов один, в спонтанном направлении, по большой аллее, заранее никого не предупреждая. И на мою узкую тропинку повернул случайно.

– Привет, – он сказал и посмотрел мне за спину.

– Гуляешь? – Я спросила и показала глазами, как тяжела моя жизнь.

– Да… – Он ответил, глядя на отступившего мэтра. – Пойдешь со мной?

Я пошла.

Антон спросил своим настоящим голосом, мягким, уже почти совсем взрослым, со смешным северным «о».

– Что это он за тобой бегает?

– Да, ерунда… – говорю. – Хочет, чтобы я ему по утрам улыбалась…

– Ничего себе! Я думал, у вас чисто деловые отношения. Я сначала хотел к нему на спецкурс записаться, но потом смотрю, там народу слишком много…

– Только не говори, что ты тоже мечтаешь работать в Москве, в какой-нибудь крутой телекомпании.

– Нет, – ответил Антон, – у себя, в Костроме. Вообще-то я собираюсь поступать на истфак. Мне нравится история…

– Мне тоже нравится, – брякнула я, не подумавши.

– Да? А мы сейчас проверим. – Он прищурился. – В каком году было Ледовое побоище?

Детский сад! В такую жару, на Черном море, я должна вспомнить Ледовое побоище!

– Так, понятно… – Он поглядывал хитренько сверху вниз. – А Куликовская битва?

Я сама была в шоке! Не думала, что у меня такая проблема с цифрами и датами.

– Забыла, – я призналась, – забыла Куликовскую!

– Позор. Это уже стыдно не знать. В тыща… триста…

Антон ждал, пока я вспомню, а я иду и думаю: «Какие мальчики серьезные бывают, а мне лишь бы только хвостом вилять»… Нет! Вспомнила!

– Восьмидесятом.

– Так… – Антон снисходительно улыбнулся и опять притворился серьезным. Смеялся надо мной, артист. – А скажи-ка… – Он начал опять, но вдруг подобрел. – Ладно, – говорит, – хватит, не буду тебя мучить. Ты на пирсе не была? Пойдем.

Взял меня под ручку. И тут же смутился:

– Так идти удобнее.

Пирс – условная цель. Час туда, час обратно, чтобы идти рядом поздним вечером, под белыми фонарями, похожими на старые одуванчики. У моего домика Антон спросил:

– Хочешь, завтра опять погуляем? – Этот вопрос он тащил уже метров сто.

– Хочу. – Я ответила и убежала к себе, чтобы в темноте улыбнуться.

Все! Гора с плеч! Теперь все как надо. Так и должно быть в этом мире: небо, море, земля и посередине мы с Антоном, гуляем.

Хочу, хочу сейчас прошвырнуться с ним за ручку, вдоль волны… Не получится. Каждое утро у меня променад с коляской. В этом железобетонном царстве есть маленький оазис. Кусок газона вдоль дорожки за домом, фиолетовые ирисы, арка из плетистых роз и беседка с виноградом.

Сегодня я не просто нюхаю цветочки. Из своего укрытия, сквозь лозу, через листья, я наблюдаю, как одна за другой на базу заезжают новые блестящие машины сотрудников. А это кто ж там из такси выходит? Голливуд? Или Большой театр?