– Ксения больше не хочет тебя видеть, – меня тошнит от него. – Не сомневайся даже, в жизни все возвращается, такая шикарная девушка, как она, быстро найдет себе прекрасного мужчину и лучшего отца ребенку, а ты останешься один. Ее боль тебе вернется, вот увидишь. И никому не станет жаль, – я начинаю подниматься, чтобы уйти. – Хорошего вечера.

В ответ ожидаю чего угодно: от оскорбления до удара, но никак не кивка.

– Это не мой ребенок, – ошарашивает меня Озерский. – Жена моя, а вот ребенок не мой. – Я уже успела сделать шаг к двери, но оборачиваюсь. Он так и сидит в своем кресле, скрестил руки на груди. Пялится на меня исподлобья. Если бы он пытался флиртовать, как тогда, на балконе, или грубить, я бы ушла, не оглядываясь. Но эти слова были сказаны без единой эмоции. Математик перевел взгляд на столешницу из коричневого дерева. Он пьян, но не агрессивен. Честно говоря, трезвым выглядел намного опаснее. Ему все равно, стою я рядом или ушла. Я думаю, он даже не понял, что произнес эти слова вслух. Сорвалось то, что болталось на языке. Накопилось – он отпустил. И снова остался один на один со своими мыслями.

– В смысле – у вас свободные отношения или что-то в этом роде?

– Теперь да, куда уж деваться.

– Почему ты думаешь, что не твой? – спрашиваю, замерев на месте. Просто развернись и уйди, почему ты продолжаешь стоять рядом и пялиться на него?

Кажется, он тоже немало удивлен моей настырности. Наливает себе виски, голыми руками берет лед из вазочки и бросает в стакан, делает большой глоток.

– Ну здравствуй еще раз, любопытная соседка, – говорит, улыбаясь. А глаза при этом грустные. – Откуда ты вообще знаешь Ксюху?

– Я ее не знаю, она подруга Саши, а с Сашей мы вместе работали.

– А, – он понимающе кивает, – то есть ты считаешь, что имеешь право читать мне нотации, несмотря на то, что мы даже не знакомы и ты не знаешь ни обо мне, ни о моей жене ровным счетом ничего? – склоняет голову набок. Слова «о моей жене» из его уст не должны ранить, но делают это. Математик слишком мне нравится, чтобы не ревновать даже после того, как я узнала о его подлости. Боже, я безнадежна, чувствую себя провинившейся и глупой. Отлично понимаю, что не должна здесь находиться. Он-то не знает, что сто раз отымел меня всевозможными способами в моих безумных снах, он не в курсе, что его поведение я восприняла как личное оскорбление, потому что мысленно… присвоила его себе.

Топчусь на месте, а пора бы уходить. Глупо ведь получилось – они семья, ссорятся, мирятся… всякое бывает. То, что мы с Егором периодически переглядывались и ловили улыбки друг друга – совершенно ничего не значит, кроме того, что неправильная застройка районов, при которой дома расположены непозволительно близко друг к другу, разбивает сердца. Я почувствовала себя еще более неуютно. Не стоило вмешиваться.

– Ладно, похрен, – внезапно говорит он бодро, – садись, выпей со мной.

– Спасибо, конечно… Но я здесь не для этого.

– Пожалуйста. Ты обязана составить мне компанию, учитывая, что часом раньше врезала мне по морде. Это… сближает людей, хотя и непонятно почему.

– Подумаешь, маленькая пощечина, – я прикусываю губу, но присаживаюсь напротив него, – какие мы нежные.

Одна минута. Я побуду в его компании ровно одну минуту, после чего незамедлительно отправлюсь домой.

Он хитро улыбается. Ему нравится то, что я не сдаюсь в этой словесной перепалке.

– Моя первая пощечина в жизни, надо это отметить.

– Значит, до этого тебе везло? Девушки попадались робкие?

– После меня им хотелось спать, а не драться. Вы с подругами испортили мне вечер, между прочим.