Я молчал и никак не реагировал.

– Ладно тебе, не переживай ты так, – это Дивна, увидев, что я совсем расстроился, попыталась меня успокоить, – это только сначала тяжело будет, а потом ты втянешься, и может быть тебе даже понравится. При этом было видно, что она едва сдерживает смех. А Гинтас даже не пытался сдержаться – хохотал, как придурок.

**************************

Вот так за разговорами, не замечая времени, мы подкатили к Российско-Эстонской границе. Мы подъехали к первому шлагбауму, который был закрыт и остановились. Наше внимание привлекли новые таможенные посты, которые появились здесь лет пять назад.

– Давно я здесь не был, – сказал Гинтас, – все так изменилось.

– Да, раньше здесь просто прямая дорога была, а теперь понастроили границ, и кому это вообще надо было?

Тем временем шлагбаум открылся, и мы встали в очередь, состоящую всего из трех машин, и надо сказать, что все происходило довольно быстро:

– Добрый день, выходим из машины, двери оставляем открытыми, так-так, ставим чемоданчики на прозвончики, быстренько-быстренько, запрещенного ничего не везете? Документики в окошко.

Югославский паспорт – без проблем – штамп – счастливого пути. Порядок.

Советский паспорт (мой) – цель Вашего визита? – штамп – всего хорошего. Порядок.

Тем временем пограничный спаниель Маркус обнюхал нашу машину и ничего запрещенного не нашел – хороший песик, молодец.

Советский паспорт Гинтаса…

– Так, а Вы военнослужащий?

– А что, по мне заметно?

– Нет, в базе данных Вы числитесь как военнослужащий.

– Ну, да.

– Тогда, будьте добры удостоверение личности.

– Пожалуйста.

Долгое, придирчивое изучение всех документов – штамп – удачи на дорогах. Ну, наконец-то.

Мы отправились к эстонскому посту, точно зная, что там все будет намного дольше, ведь это же эстонцы, они даже сидят медленно. Нас встретил типичный эстонец, который мне сразу не понравился. На голове у него была лысина, а на лице щетинились неряшливые усы, выращенные, вероятно, для компенсации нехватки волос на голове. Те редкие пряди, которые у него там остались, были старательно уложены в противоестественный зачес в безнадежной попытке прикрыть подвергшийся опустошению район. Он был серьезен, как директор похоронной конторы и все делал молча, будто бы не знал русского языка. И конечно очень медленно. Минут через десять подошел его коллега. Он был более приветливый и даже поздоровался с нами по-русски. Дело пошло немного быстрее. Я обратил внимание на свору псов, лежащих в тени с высунутыми языками:

– А это ваши пограничные собаки?

– Да, – ответил приветливый эстонец.

– А где вы набрали таких двортерьеров?

– Мы их нигде не набирали. Мы провели границу в том месте, где много собак.

Было удивительно встретить эстонца с неплохим чувством юмора.

Тем временем угрюмый эстонец внимательно изучал наши документы. Наибольший интерес у него, разумеется, вызвало удостоверение Гинтаса. Он долго перелистывал страницы, вчитывался в текст, сморщив лоб и беззвучно шевеля губами.

– Vene okupandiks, – вдруг пробубнил себе под нос угрюмый.

У меня отвисла челюсть, у Дивны округлились глаза, и только Гинтас с виду казался невозмутим, хотя я точно знал, что за такие слова он может проломить этому бедолаге череп.

– Гинтас, держи себя в руках, – попросила Дивна.

– Это провокация, не поддавайся, – попытался вмешаться я.

Нелепость этой ситуации заключалась в том, что мы все поняли, что сказал эстонский таможенник. Vene – так эстонцы почему-то называют русских. Второе слово в переводе не нуждалось.

– Русский оккупант, говоришь? – Гинтас говорил спокойно, но это спокойствие не предвещало ничего хорошего,– независимыми себя почувствовали?