Звон, раздавшийся из инкубатора, сообщил, что блюдо готово. Естествоиспытатели подобрались и ждали чуда. Один из мордоворотов Мандельштуцера закрыл собой хозяина, другой же закрыл первого, держа наизготовку пистолет. Из-за бугрящихся мускулами плечей секъюрити выглядывал полный любопытства глаз Ханса Христиановича.

Что-то щелкнуло, стукнуло, дверца инкубатора распахнулась, и оттуда вывалилось чудовище. Было оно точь-в-точь как то, что сидело в холодильнике: маленькое, рыжее и встопорщенное. Общественность дружно ахнула. Акоп упал в обморок, Вагиза захлопотала вокруг него, а Василий Рама медленно и тягуче произнес:

– ОМММММ!

Один из телохранителей Мандельштуцера «Оммма» не выдержал и выпалил из пистолета в стену. Второй последовал его примеру и грохнулся всей тяжестью на вякнувшего: «Караул!» Ханса Христиановича. Акоп ринулся под стол, руки за голову, ноги на ширину плеч. Вагиза заверещала по-армянски, а Богомягкий заголосил мантру с удвоенной силой. Вениамин Аполлонович неожиданно для себя сохранял полнейшее спокойствие. Он во все глаза уставился на чудовище, которое, в свою очередь, уставилось на самого Вострицына. Откашлявшись, оно сказало хриплым басом:

– ОМММ!

– В смысле? – вытаращил глаза Вениамин Аполлонович.

– Караул! – деловито сказало чудовище и протарахтело несколько слов на неродном Вострицыну языке.

– Вай! – сказал вдруг из-под кровати донельзя изумленный Акоп. – Он по-нашему знает!

– Харе Кришна! – гавкнуло вдруг чудище, с явным недружелюбием глядя на собравщихся. – Харе Рама!

Василий Богомягкий упал носом и принялся исступленно лобызать пол перед носом рыжего существа.

– Я так и знал! – причитал он. – Я верил! Омм! Оммм!

А чудище, окинув всех неимоверно злым взглядом, вдруг свилось в клубок, и, как давешняя зверюшка из холодильника, превратилось в спиральку, которая мгновенно растворилась. И в тот же миг свет в комнате вырубился.

Еще какое-то мгновение все ошеломленно взирали друг на друга. А затем в дверь квартиры застучали и закричали. То кричал обитатель соседней же коммуналки Рафаил Иваныч Гариллаз.

– Соседи! – вопил он. – Я тут у вас свою книжку не забывал?

Вениамин Аполлонович выскочил в коридор и, откинув цепочку, впустил Гариллаза. Рафаил Иваныч вошел, осветив пространство перед собой длинной красной свечой, которая была тщательно воткнула в донышко баночки из-под майонеза. Он по-хозяйски огляделся и скомандовал:

– В кухню!

– Если вы за книжкой, то она – вот, – и Вострицын протянул ему брошюрку. Сосед тут же вцепился в нее, как вцепляется в рыбу хищная птица скопа.

– Уже два дня ищу! – кричал он. – А она здесь! Ты рад, Рафаил? Очень! Я у вас тут опыт проводил – у меня не дали! А у вас вечно квартира пустует. Вот я и провел! И хорошо провел, правда?

– Я не знаю, – робко сказал Вениамин Аполлонович.

– Да я это я себе говорю, – сказал Гариллаз. – Привычка дурацкая, с детства осталась. И то сказать – приятно поговорить с умным человеком! Га-га-га! – посмеялся он бородатой шутке. – Да, кстати, вот ваша вещь!

И в руки Вострицына ткнулась баночка с оливковым маслом. Тот ошеломленно уставился на нее, и вот с помощью этого самого масла в голове его со скрипом начали проворачиваться какие-то колесики.

– Так э-э-э, – он хотел сказать что-то еще, но Гариллаз уже исчезал за дверью. Немного приостановившись, он обернулся, и свет горящей свечи выхватил из темноты его страшно-красное, как у вурдалака, лицо.

– Вы уж не серчайте, что я его у вас в холодильнике оставил, – сказал Рафаил Иваныч сипло. – Думал, подольше протянет. А вы его испарили. В тепле оно долго не живет. Только если вы чудище создавать решили – будьте внимательны. Если положить гашеную известь, оно может и вернуться! Но – другим. Совсем другим.