Каждая клетка пастыря миллионов чувствовала надвигающуюся опасность. У кафедрального собора зарождалось нечто, что обещало крупные неприятности.

Патриарх вызвал секретаря, попросил соединить с Его Высокопреподобием отцом Ионафаном.

– Добрый день, отец протоиерей! – поприветствовал ключаря патриарх. Он вложил в свой голос как можно больше добросердечности и тепла. Но в мире священников хорошо знали: чем больше добросердечия и тепла в голосе Его Святейшества, тем больше неприятностей от него стоит ожидать.

Отец Ионафан подобрался и так же любезно ответил:

– Благословите, Ваше Святейшество! Что заставило Святейшего Патриарха обратить взор на мое недостоинство?

– Хочу пригласить вас к себе, отец Ионафан. Есть, о чем поговорить.

– Непременно буду, Святейший Отец! Я и сам собирался просить вас об аудиенции.

– Вот и отлично! Жду вас через два часа.

Ключарь положил трубку. Он догадывался, зачем патриарх вызывает его: Его Святейшеству уже наверняка донесли, что он омыл ноги нищему, признав того Иисусом. Протоиерей осознавал, что за этот поступок его могут лишить сана. Но это не тревожило его. После того, как Иисус и он узнали друг друга, отец Ионафан ощутил легкость в теле, его сознание прояснилось, сомнения, владевшие им, отпали, его дорога стала понятна, светла и торжественна. То, что он омыл ноги именно помазаннику Божьему, не вызывало у него ни малейшего сомнения. Он сделал это в глубоком убеждении, с великой радостью. Отец Ионафан чувствовал: начиная с того самого момента, как стал свидетелем казни Христа, он переместился в какое-то иное состояние, откуда земные проблемы видятся иначе, чем прежде. Все стало измеряться иной системой координат, в которой даже смерть не воспринимается как трагедия. В силу произошедших в нем изменений уже никто не смог бы его убедить в том, что нищий – просто нищий, а не Мессия. С этим убеждением он и готов был предстать пред Его Святейшеством.

Вечером, без пяти минут девять, ключарь вошел в кабинет патриарха, утопавший в коврах, сверкавший позолотой и паркетом, по которому словно растеклось само солнце.

Его Святейшество вышел навстречу протоиерею, благословил.

– Как себя чувствуете, Ваше Высокопреподобие? – поинтересовался патриарх.

– Спасибо, Ваше Святейшество, – ответил ключарь, – намного лучше.

Хозяин кабинета пригласил гостя вглубь комнаты, в мягкие кресла с обивкой золотистого цвета.

– Слышал, вас мучила подагра, – сказал Патриарх, глаза его сузились.

– Мучила, Ваше Святейшество, – простодушно ответил протоиерей. – Но теперь не мучает.

– Вот как? А говорят, у нас медицина плохая!

– Нет, Ваше Святейшество, – возразил ключарь. – Врачи тут ни при чем. Человек один помог. С очень добрым сердцем и золотыми руками.

– Который называет себя Иисусом? – выпустил первую стрелу Патриарх.

– Вы, я вижу, все знаете, Ваше Святейшество. Именно так он себя называет.

– И что, люди верят?

– Не все. Но многие верят.

Патриарх еще больше прищурился.

– А вы, отец Ионафан?

– И я, Ваше Святейшество, – сказал ключарь.

– Вот как! – вскинул брови Патриарх, глаза его распахнулись. – Что же заставило вас поверить?

– Он исцеляет хворых.

– И все?

– Он исцеляет хворых просто так, даром. Так же, как это делал Иисус.

– Вероятно, он очень хороший знахарь.

– Нет, Ваше Святейшество. Никакой знахарь не может на глазах сотен людей исцелить парализованного юношу, избавить от рака женщину, слепого сделать зрячим… Меня он избавил от подагры.

– Он, видимо, талантливый знахарь, ловкий фокусник плюс незаурядный экстрасенс.

– Вначале я тоже так думал.

– Мне очень жаль, что какой-то проходимец так легко ввел в заблуждение вас, мудрого и зрелого человека.