– Погодите немного, Ева. Пробки, наверное, выбило. Я сейчас всё сделаю, не волнуйтесь.

  Девушка медленно, слепо вглядываясь в темноту, нашарила руками пол и осторожно опустилась вниз. Под её ногами был голый, холодный, сырой бетон.

  «Пробки выбило, – повторила про себя Ева, обнимая руками колени. – Что это значит? Без понятия. Разве пробки может выбить? Почему пробки, и зачем их выбивать? – её мысли начали путаться, но она этого не замечала. Где-то закапала вода. – А… Наверное, пробки из-под шампанского… Они тоже… Вылетают… Но не выбивают же. Зато с таким же звуком, как лопается лампочка. А ведь, если неудачно открыть бутылку, вылетевшая пробка может разбить лампу. Тогда свет тоже погаснет…»

  Время шло, но ничего не происходило.

– Саваоф Теодорович! – крикнула девушка, и в её голосе послышались нотки страха.

– Буквально минуту, Ева! – снова ответил мужской голос. – Скоро уже дадут электричество…

  Послышался приближающийся цокот копыт. «Цок-цок, цок-цок, цок-цок», – почти бежал к ней кто-то, скрытый темнотой. «Судя по звуку, животное небольшое, – подумала Ева, пытаясь найти во мгле источник звука. – Баран или козёл… Правда, почему-то складывается ощущение, будто он идёт на двух ногах, а не на четырёх».

  В правом ухе вдруг кто-то громко заиграл на баяне, отчего Ева дёрнулась всем телом. Она никого не видела. Музыка, вначале задорная и весёлая, всё ускорялась и ускорялась, пока не превратилась в ужасный набор звуков: кто-то уже не играл, а просто в каком-то странном остервенении раздувал меха. Хотелось, чтобы всё оказалось страшным сном.

  Прошло ещё некоторое время, прежде чем послышался звук чиркающей спички, и зажжённая свеча осветила чьё-то жуткое, чахоточное лицо. В отдалении стоял «человек в окне», и пламя рисовало глубокие чёрные впадины на его и без того худом лице. Он смотрел на Еву пронзительным, немигающим взглядом; казалось, будто в воздухе парила только одна голова, а тела вовсе не существовало, однако, когда глаза немного привыкли к полумраку, Ева разглядела его фигуру.

  Паренёк опирался локтями на стол и рассматривал девушку со спокойным любопытством во взгляде, если так можно было сказать про его смотрящие в разные стороны глаза. Несмотря на жёлтый свет, его лицо было таким же мертвенно-бледным, как в первый раз, а глаза, пусть и не вселяли прежнего страха, жили собственной жизнью.

– Я слушаю Вас.

  Голос глухой, надтреснутый.

– Как Вы здесь оказались?

– Я тут живу.

– Но тут только что были другие люди.

– Это не мешает мне сейчас, в данный момент времени здесь находиться.

  Ева хотела было подняться, но потом передумала.

– Я не слышала, когда Вы пришли.

– А я никуда и не уходил. Я всегда рядом – в ливне, снегопаде, грозе, – даже если Вы этого не видите.

– Где Саваоф Теодорович?

  На лице «человека в окне» отразилось искреннее недоумение.

– Где… кто?

– Саваоф Теодорович. Вряд ли Вы его не знаете, раз тут живёте.

– Отчего же? В нашем доме много жильцов, всех не упомнить.

– Каких жильцов? – теперь уже была очередь Евы удивляться. – Это частный дом.

– В таком случае, Вы ошиблись адресом, девушка. Тут тысячи квартир, и с каждой смертью их количество растёт. Откуда уж мне знать, в какой квартире живёт… Как Вы сказали?

– Забудьте, – Ева зябко поёжилась, потому что становилось прохладно. – Кто играл на баяне?

– О, вот это я знаю, – улыбнулся «человек в окне», обнажив ряд неровных зубов. – Это мой сосед, козёл.

– Всё-таки козёл, – пробормотала себе под нос Ева, даже не удивившись ответу. «Человек в окне» весело хмыкнул.

– А Вы думали, кто?

– Я думала баран.