– Лёш? Ты чего так смотришь?
А как не смотреть-то? Я сорвал джек-пот!
– Ты красивая. Очень.
Как она это делает? Вот вроде и минимум косметики, волосы распущены, только волнистые сегодня. А выглядит как чистый, мать его, секс.
– Может ну её, эту филармонию?
Обнимаю Марту, сразу же забираюсь руками под юбку и сжимаю любимую попочку. Где-то в районе паха теплится надежда, что Марта сейчас скажет: «К чёрту музыку, пошли в спальню!».
– Хочешь, я тебе такой концерт в спальне устрою, соседи оценят твои вокальные данные.
– Нееет.
– Ну, не хочешь в спальню, можем – на кухню.
– Хочу рояль, большой зал и музыку.
Обречённо вздыхаю. Это ж сколько мне сидеть рядом и не лапать её.
– Тогда поехали, потому что если задержимся ещё – через тридцать секунд я оставлю тебя без платья. И без трусов.
В филармонии оставляем пальто в гардеробе и проходим в зал.
Рассаживаемся, ждём начала концерта. Гаснет свет в зале, загорается на сцене.
Зал взрывается приветственными аплодисментами. Первые звуки музыки очень бодрые, надеюсь, что так будет подольше.
Но чем ближе к середине концерта, тем чаще начинаются какие-то заунывные мотивы. Кому такое нравится? Я непроизвольно зеваю. Кошка смотрит на сцену горящими глазами. Только её довольное личико сдерживает меня от того, чтобы встать и унести её отсюда.
Марта
Лёша зевает каждые пять минут. Поглядывая на меня, как будто проверяет мою реакцию.
А мне смешно от того, как он бодрится.
Но должна себе признаться, мне хоть и нравится концерт, но я не готова сидеть так ещё два часа. Одно дело слушать дома в колонках, имея возможность выбрать композицию под настроение, и другое – три часа не двигаться на не самых удобных сиденьях.
В общем-то, решаю на антракте прервать муки Алексея. Да, что уж там, и свои.
Но неожиданно он дополняет концерт своим храпом!
Толкают его локтем под рёбра, он тут же подскакивает.
– Ты храпишь мимо нот! – сдерживаю смех.
– Извини.
– Тише! – на нас шикают откуда-то сзади.
Он пытается бодриться, смотрит на сцену, но глаза то и дело закрываются. Бедный, это ж как он хотел меня порадовать, что пошёл на концерт, который навевает на него сон.
Смотрю на время – до антракта ещё минут двадцать.
Лёша снова начинает уже слышно сопеть. Вот-вот захрапит во всю львиную мощь.
Кажется, есть у меня метод, как его разбудить и продержать это время. Чувствую себя хулиганкой. Как только его голова в очередной раз опускается, и он начинает сопеть, кладу руку ему на ногу и веду вверх. Останавливаюсь, не доходя до паха, и опускаю пальцы к внутренней стороне бедра.
– Ты что творишь, кошка?
О проснулся!
– Продержись двадцать минут, пожалуйста, – наклоняюсь очень близко и шепчу ему на ухо. – И будешь вознаграждён. Дома. Сразу после антракта.
– Мы уйдём раньше?
– Да.
– Ты умеешь мотивировать.
Он берёт мою руку и кладёт на ширинку, бугор под моей рукой увеличивается и твердеет.
– Какой позор, какие непотребства! – какая-то бабулька начинает возмущаться. С другой стороны опять шикают, чтобы были потише. А мне стыдно и смешно.
Я выдёргиваю руку, сижу смотрю концерт, улыбку сдержать уже не получается. Забавно, а ещё многообещающе.
Оставшееся время Лёша то гладит мою руку, то ногу, то целует тыльную сторону ладони. Но больше не храпит. Как только объявляют перерыв, мы встаём и идём в гардероб. Всё молча.
Стоит мне только надеть пальто, как Лёша закидывает меня на плечо и несёт к машине.
– Алексей! Я могу и сама ходить! – возмущаюсь скорее для проформы.
– Агась! Можешь, но так быстрее, – он пробирается рукой под платье и слегка шлёпает по ягодицам, затянутым в колготки.