– Стоп! Виола? Виолетта Кресс? – спросил я. – Ты знаешь Виолу?

– Знаю ли я? Она моя подруга!

– Твоя подруга?

– Моя подруга!

Рыжая нашла в одном из карманов своей хламиды телефон и быстро показала фото с Виолеттой.

– И ты только сейчас об этом сказала?

– А что? Это имеет какое-то значение?

– Разумеется! С Виолой у меня теплые приятельские отношения, мой друг от нее без ума. Не думал, что у разумной Виолетты Кресс в подругах может числиться… Впрочем, это неважно. Приношу свои извинения.

Рыжая подскочила.

– Что-что?

– Приношу свои извинения.

Я поднялся.

Кругом – зеваки. Я полуголый, все же. Кароль переводил взгляд с меня на рыжую и обратно. Я сделал шаг в сторону Марфы. Она сощурилась, напряглась, но не драпанула.

Я дотронулся до ее кисти, сжал между своих ладоней.

– Еще раз прошу прощения.

Она смерила меня этим своим ужасно пытливым взглядом, который въедался под кожу и причинял неудобства, как песок, насыпавшийся в труханы на пляже.

– Ради Виолы, значит? – процедила.

– Да. Извини. В общем, давай заново. Тебе нужна работа, мой офис к твоим услугам. Я требовательный, но справедливый. Прилежно выполняешь свою работу, получаешь очень хорошую заработную плату, премию и некоторые приятные бонусы. Девочки не соврут, у нас часто раздают халявные купоны на всякие женские бьюти услуги и прочее…

– И все это… – обвела меня пальцем. – Только потому что я… подруга Виолы?

– Да.

– Ах ты… Засунь… Засунь свои извинения! Подавись ими, ты… – не договорила и убежала, юркнула в толпу.

Пока всех растолкал, ее и след простыл.

Я просто в ахере застыл. Как она могла раствориться без следа?

Ведьма, что ли?

Потом вспомнил косточку, которой она в меня кинула.

Ах ты ж, сучка! Точно ведьма…

Теперь понятно, почему я такой.

Меня сглазили.

Порчу навела!

Была у меня со стороны матери бабка, земля ей пухом, постоянно всего остерегалась. Как говорится, суеверная!

И несмотря на то, что семья воспитывалась в православной вере и отрицала само существование сглаза, порчи и прочей ереси, бабку эту было ничем не победить. То перешептывается, то ножи прячет над порогом, то еще вытворяет что-то из области суеверий дремучих.

Будучи воспитанником воскресной школы, уверенным в собственной правоте, я часто пытался ей доказать, что она не права и все ее суеверия ничего не значат.

Ничто ее не брало! Никакие разумные доводы.

Бабка была на редкость упорная, отцу хватало мудрости кивнуть, мол, бог рассудит, а мне – нет. О, упрямость отроков…

Однажды я провожал ее на рынок, и нам дорогу перебежала черная кошка.

Бабка встала, как вкопанная, и давай упрямиться: «Внучек, другой дорогой пойдем!»

А там жара… Духота! В обход – еще столько же плестись, а бабка-то уже старая, ногами еле-еле передвигала, и еще с каждым продавцом на рынке по полчаса трындела.

В то время как у меня в планах – речка, друзья, заплыв!

Зная, что она собиралась купить, я рванул вперед и… оказался сбит с ног велосипедистом.

Запястье сломал. Так глупо…

Половина лета впустую. Для детских лет, считай, трагедия!

Бабка тогда надо мной хихикала:

– Вот, внучек, это всего лишь черная кошка тебе дорогу перебежала. А ты представь, что с тобой станет, если на тебя порчу кто-нибудь наведет. О, знаешь, что тогда с тобой станет? Будешь сам не свой, места себе найти не сможешь!

Почему я это вспомнил?

Потому что поведение мое было совсем мне несвойственное.

И мигом припомнил все эти бабкины, тьфу, россказни!

– Спасибо, бабушка, от души. Вот удружила, а! Думай теперь, сглазили меня или нет? Порча или просто, прости боже, недотрах голимый! – пробормотал себе под нос. – И стоит же… хер… на эту мелочь… Клоп! Всего полдня ее знаю, а проблем – будто полжизни камень в гору толкаю.