– Я это знаю, – протянул он медленно и задумчиво, где-то немного удивленно. – А вот ты напоминай себе это почаще, детка.

Я отвернулась к иллюминатору, пытаясь разгадать тайный смысл данных двояких слов. Конрад не дал мне убрать руку, как бы я ни сталась это сделать. Потому весь оставшийся путь, пялясь в иллюминатор, я ощутила, как его указательный палец поглаживает мою ладонь. И великолепно мерцающий Нью-Йорк отошел на задний план под гнетом невыносимо томительного, волнующего, выгорающего изнутри чувства… Чувства, определения которому я никак не могла найти.

Вертолет приземлился на крыше клиники, сидящий рядом с каменным выражением лица охранник вышел первым и подал мне руку, следуя строго по протоколу.

– Я сам в состоянии позаботиться о своей невесте, – громко и четко отчеканил мужчина, чтобы все присутствующие вокруг люди услышали каждое слово. Я замерла с широко распахнутыми глазами и оцепенела от того, как вытянулись физиономии каждого охранника. На краткие мгновения их бесчувственные лица перекосило от удивления, и теперь они смотрели на меня совершенно иначе – с нескрываемым интересом.

– Гхм… – я закашлялась, когда Конрад подхватил меня за ягодицы, спуская вниз, будто маленького ребенка. И прежде чем опустить на ноги, ущипнул за ягодицу, заставляя зашипеть от внезапной боли. Его горячие губы коснулись мочки моего уха, прошипев каждое слово так раздраженно, что я удивлялась, как он умудрялся при этом сохранять лицо таким беспристрастным? – Ты со мной. Забыла? И я не разрешаю тебе пускать слюни на других. Иначе будут последствия.

– ЧТО?! Ты в своем уме?! – резко повернувшись к мужчине, я едва не напоролась на его губы – так близко он был от моего лица. Мысли тут же спутались, а внимание тотчас переметнулось. Конрад тоже ощутил «это» нечто неуловимое, искрящее в воздухе между нами и нервно вобрал кислород трепещущими ноздрями. Шаги охранников рядом привели меня в чувство, и я отряхнулась, не на шутку разозлившись. И пусть предположение Шульца в «пускании слюней» было для меня не просто диким, но и оскорбительным, я решила позлить его завышенное эго:

– А что ты мне сделаешь, а?

– Ничего, – умерил мой пыл Конрад, пожав плечами. Но не успела я озадачиться таким его спокойствием, как он продолжил, демонстративно выгнув бровь: – Зато ты здорово сократишь мой штат.

А затем, быстро поцеловав меня в губы, оставляя на них привкус сладкой мяты, поставил на ноги и сжал руку, уводя с собой в здание клиники.

– Конрад, это ерунда какая-то… – мысли удалось собрать в кучу, лишь когда мы спустились по лестнице на этаж ниже. Мне категорически не нравилось то, как босс увольнял каждого мужчину, на которого упал мой взгляд. Но доктор Грин появился буквально из ниоткуда, заглушив мои жалкие попытки заговорить своим громким, довольным как у чеширского кота мурчанием:

– Неужели вы все же решили посетить меня, дорогой Конрад! Не могу поверить своему счастью. Вы поступили как сознательный человек, беспокоящийся о своем здоровье.

Шульц бросил на меня краткий взгляд, как на корень зла всего человечества, и его губы вытянулись в тонкую линию. С трудом сдержав смешок, я почесала зудящую шею и сама ответила Грину:

– У него болит голова. Очень. Сделайте что-то с этим, ладно?

Грин одобрительно закивал головой, рассматривая меня с какой-то неожиданной гордостью:

– Вы все же сделали, как я просил. Великолепно, Эмми! – вдруг он прищурился, а затем пару раз моргнул, будто фокусируя взгляд на моем лице и шее. Затем достал из нагрудного кармана монокль на длинной серебряной цепи и поднес его к глазу. – Хм… Давно это у вас? Выглядит опасно.