Одним словом, в наших головах после такой неоднозначности творился полный бардак. Но из всего сказанного, выслушанного, продискутированного, обговоренного, выспоренного, с пеной у рта выкричанного, вывод возникал один, и он являлся вопросом, на который никто нам ответить так и не смог. Как так получилось, что одна страна строящегося коммунизма не может помириться с другой страной строящегося коммунизма?! Вместо ответа слышалось молчание. Очень вопрос оказался больной… А после молчания поползли слухи. Разные. Чаще всего пугающие.

Когда я поступил в институт, то на первой лекции по истории взаимоотношений нашей страны с Китаем профессор Клюев прочитал нам, первокурсникам, строки из Маяковского:

Мы всем рабам рады помочь,
Сражаясь, уча и питая,
Мы с вами, китайцы! – Прочь
Руки от Китая!
Рабочий, разбойничью ночь
грому, ракетой кидаю
горящий лозунг: «Прочь
руки от Китая!»[8]

Прочитал красиво, с выражением. Как заметил тогда мой сокурсник, Игорь Теряев, «смачно».

Чуть позднее мы кое-что узнали про Клюева. Поговаривали, будто Николай Фёдорович перед войной выполнял какую-то особую миссию в Пекине. Но сам он никогда не подтверждал эти слухи. Хотя, скорее всего, так оно и было. Клюев знал о Китае много. Очень много. Столько, сколько мог знать человек, побывавший там. Именно от него я услышал такое знакомое и одновременно пугающее словосочетание: «культ личности Мао». Мы стали последними студентами, кому он цитировал Маяковского. Будущим первокурсникам он этих стихов не читал…»


13 марта 1969 года, 11.44

Глебский первым вышел из здания управления, и чуть не упал, поскользнувшись на мраморном крыльце.

– Осторожнее, – с запозданием посоветовал Малышев, прикрывая тяжелые входные двери.

– Какого дьявола в вашем климате делать гранитные пороги? – выругался подполковник, с трудом пытаясь сохранить равновесие. – Они же скользкие!

– Зато как в столице, – тут же аргументировал майор.

– Иванова инициатива? – догадался Глебский.

– А кого ж ещё.

– Твою мать…

С трудом преодолев скользкое покрытие, после чего, очутившись на более-менее твёрдой поверхности шершавого льда тротуара, подполковник почувствовал себя несколько увереннее.

– Ну, братцы, если захотите угробить следующую проверку, то вам это удастся наверняка.

Малышев усмехнулся и посмотрел по сторонам. Собственно, идти можно было двумя путями. Либо левой дорогой, мимо магазина службы быта, либо правой – мимо булочной и общежития школы милиции. Майор выбрал второй. Там всё-таки ежедневно прибирали курсанты.

Глебский, поскользнувшись вторично, негромко выругался. Малышев постарался скрыть улыбку.

– Как у вас тут настроения, в связи с последними событиями? – неожиданно поинтересовался приезжий.

– Ситуацию держим под контролем, – нашёлся Александр Константинович.

– Панических настроений нет?

– Отсутствуют.

– И не было? – Следователь притормозил перед перекрёстком, поднял голову и посмотрел на светофор.

Для пешеходов горел красный свет.

– Никак нет. Народ в городе сознательный. К тому же уверенный в силе нашей армии. Партийные организации на местах провели соответствующую работу. К вам наш рапорт должен был поступить.

– Если должен – значит, поступил. – По обе стороны дороги не виделось ни единой машины, но Глебский упорно продолжал стоять на перекрёстке в ожидании зелёного света. – Это хорошо, когда всё под контролем.

Малышев хотел было сунуть руки в карманы, но одумался и принялся натягивать кожаные перчатки.

– А вы что, не ознакомились с документами? – сделал выпад майор.

«Молодец! – мысленно похвалил Малышева Глебский. – Чётко срезал!»

– Признаться, не успел, – солгал подполковник. – Да суть не в этом. В каком режиме работает управление сейчас?