– Он прав, – легко соглашаюсь я. – Никогда не доверяй незнакомцам. Порой они оказываются грубиянами, очень часть вонючками, и к тому же могут обозвать тебя лицемеркой.
– Ты такая и есть, – настаивает он.
– О, я знаю. Но я все равно уязвлена.
Он поворачивается к девочке и что-то мягко говорит. Она смотрит на меня, а затем уходит с часами в ручке. Как только она удаляется, я продолжаю:
– Ты украл это для нее, так? Я недооценила тебя, Шорох.
Взгляд его темных глаз становится тяжелым и острым как нож.
– Зачем ты преследовала меня?
– Мне было скучно, а ты поднял большой переполох.
– Настоящая причина, – требует Шорох в попытке продраться сквозь ложь. Я улыбаюсь.
– Когда я вижу человека, делающего мое дело лучше меня, мне становится любопытно. Обидно, но любопытно. У меня не было выбора, кроме как последовать за тобой!
Я обхожу его по кругу и разглядываю с макушки до пяток, пытаясь определить, кто он на самом деле. Но передо мной лишь черная кожа, затянутые в перчатки сжатые кулаки, поджарое тело и эти полночные глаза с прищуром.
– Выбор есть всегда, – произносит он с такой легкостью, словно слышал эти слова от кого-то сотни и сотни раз. Слишком отрепетированно. Наигранно. Это не его слова, они не подкреплены личным опытом, это видно.
Я смеюсь, и мой хохот заставляет птичку, сидевшую неподалеку на бельевой веревке, испуганно упорхнуть.
– Такое говорят лишь те люди, – я стараюсь восстановить дыхание, – которым никогда не приходилось делать тяжелый выбор. Люди, живущие в роскоши. Люди, обладающие властью, которых никогда в жизни по-настоящему не припирало к стенке.
…один молодой, один старый, один без левого глаза, один, который ни разу не закричал…
Я чувствую запах крови мамы, вижу внутренности отца, слышу крики бандитов, даже когда закрываю глаза.
– Иногда, сэр Шорох, выбор делают за тебя, и все, что ты можешь, это поквитаться.
Пустота в моей груди тому подтверждение. Но я ничего об этом не говорю. Его глаза смотрят из-под капюшона – и, не знаю как, но взгляд этих обсидиановых глаз обжигает.
– Говоришь, как человек, который намного старше, чем кажется, – в конце концов заявляет он.
– А ты среди бела дня обокрал представителя Золотой крови. Так что ты либо сумасшедший, либо отчаялся.
– Направляешься ко двору, чтобы стать одной из этих отвратительных, помешанных на сплетнях идиоток, – слова незнакомца сочатся ядом. – Если кто и спятил, так это ты.
Не нужно быть энциклопедистом, чтобы определить мое знатное положение по жутко дорогому шелковому платью. Сначала он крадет у господ, а теперь отпускает колкости в их адрес. Я начинаю думать, что это личное. Легкий поклон.
– Знатная дама, к вашим услугам. Сделала бы реверанс, но полагаю, что ты уже устал от этого.
Он злится.
– Думаешь, я дворянин?
– Уверена в этом.
– Ты ничего обо мне не знаешь.
Взбешенный. Высокомерный. Слишком резкий. Обороняется – словно скрывает правду, к которой я подобралась слишком близко. Может, он и хороший вор, но лжец отвратительный.
– Подумать только! Ты действительно из знати, – восхищаюсь я. – Дай угадать – сын лорда? Нет, кто-то повыше, кто-то настолько знатный, что приходится незаметно сбегать из дворца и воровать на улицах, лишь бы передохнуть от интриг. Сын герцога.
Чем ближе я подбираюсь к правде, тем сильнее сужаются его глаза.
– Ему не нравятся девушки вроде тебя, – заявляет незнакомец.
– Кому? – озадаченно спрашиваю я.
– Принцу Люсьену.
– Стало быть, вы с ним друзья? Он говорил тебе, что дерзкие блондинки не в его вкусе?
– С десяток таких, как ты, охотятся за его вниманием, его могуществом, его богатством. Или за всем вместе. Ты ничем от них не отличаешься – он лишь предмет для тебя, символ. Нечто, что хочется заполучить ради собственных эгоистичных целей.