Я не стал уточнять, что мысленно воззвал к нему, в очередной раз столкнувшись с неверием Джанги. Да он и сам об этом догадывался. Но не окажись Локи поблизости, даже стражу было бы не по силам тут же явить его в этот мир. Значит брат сам искал меня, и сам явился к Златоокому. Только так могло получится, что мой зов тут же был услышан и исполнен. Искал меня Локи! Искал! Вот только для чего?

Наша беседа остановилась. Мы сидели в чужом жилище чужого мира.

Не знаю, о чем думал Локи, а я больше всего сейчас желал метнуть Мьёльнир, разнося всё окрест, высечь молнии и оглушить Мидгард раскатами грома.

Затея не удалась, остаётся бесславно вернуться в Асгард.

Брат опустил мне на колено руку и, заглянув в глаза, негромко спросил:

– Хеймдалль?

Тюр никогда не совершал нелогичных поступков. И очень этим гордился. Это отличало его от прочих. Даже самые мудрые из асов совершают глупости. Тор может, вспылив, убить кого-нибудь лишнего, Браги, прекрасно осознавая тяжесть утреннего похмелья, готов петь и пить полночи, Ньёрд вылавливает порой больше рыбы, чем может съесть сам или накормить пол-Асгарда, Бальдр часами крутится перед зеркалом, занимая разные позы – занятие полностью лишённое логики… Не таков Тюр. Все его действия преисполнены здравого смысла.

Так зачем же он стоит сейчас перед холодным очагом в доме своей неведомо куда пропавшей жены?

Да, сегодня вторник, день Тюра. Но для чего приходить в опустевшее, выстуженное жилище?

Тюр мучился от несуразности своего визита ещё по дороге. Но ноги упорно несли его к дому Ангрбоды, добряк Хеймдалль подбросил до опушки, и вот… Вот он стоит и вспоминает как впервые переступил порог этого жилища, как спал на жёстком настиле, как они приносили клятвы, призывая высшие силы в свидетели и вершители. Жизнью клялись блюсти верность. А теперь его жена в царстве мёртвых.

Когда он стал расспрашивать про неё вернувшихся братьев, Тор вопросительно взглянул на младшего. Тюр тоже сразу перевёл на него взор.

Локи забегал глазами, развёл руками и сначала вздумал плести то же, что и отцу, а потом внезапно замолчал, дёрнув подбородком, растянул сомкнутые губы в странной гримасе и, к огромному удивлению Тюра, хлюпнул носом:

– Ангрбода погибла.

Тюр переспросил:

– Погибла как воин?

– Нет, дружище, не как воин. Но её гибель была достойной.

Локи опять хлюпнул носом, и посмотрел в небо. Тюр тоже посмотрел туда. В небе парили чайки, несколько кучерявых облаков, и с севера надвигалась туча. Ничего особенного.

Он перевёл взгляд на асгардского йотуна, собираясь спросить, что тот нашёл на небе, и увидел в его глазах слёзы. «Какой всё-таки Локи хороший друг! – поразился Тюр. – Переживает, что моя жена погибла не в сражении, и я не смогу после смерти встретиться с ней на пиру у валькирий!» От теплоты нахлынувших чувств он даже дернулся обнять сводного брата, но не смог пересилить неприязнь к прикосновениям.

Наверное это выглядело смешно, потому что Тор рассмеялся. Коротко и как-то нехорошо.

Тюру стало неловко. Он опустил недообнявшие брата руки и зашагал в свой зверинец.

До конца дня он провозился с волками, кабанами и медведями. Фенрир убежал ещё днем, прихватив с собой на прогулку одну из молодых волчиц. Исследовал Асгардские окрестности и охотился.

Славный у них с Ангрбодой сынишка!

Ночью волчонок так и не пришёл, а Тюр не выспался. Ему снился странный сон, в нем Фенрир стоял закованный в цепи, вокруг собрались лучшие асгардцы, и все улыбались, а в небе летали норны и что-то кричали пронзительно, как чайки. А потом они распались на много маленьких чаек, одна из них слетела прямо к нему и превратилась в лицо жены. Только почему-то не голубое, а бурое. Её губы беззвучно повторяли слова, а глаза пылали багровым огнём.