Воспользовавшись заминкой, я все-таки не удержалась, еще раз окинула взглядом горничную миллионера. А что, премиленькая девица, и фигурка что надо – совсем не тощая. Черты лица – приятные, губы – полные, соблазнительные, но сейчас равнодушно сомкнутые. Она была одета в черную водолазку и такие же брюки, яркие волосы повязала в два хвостика, совсем как школьница.

– Джейн. Позаботься о нашей гостье, – донесся до моего слуха низкий голос Бернарда.

И тут английская куколка внезапно ожила, натянуто улыбнулась и шагнула навстречу, протягивая руку.

– Мисс… Nice to meet you! How are things? What’s your name?

Язык туманного Альбиона я кое-как знала, за что меня и ценило начальство. Я осторожно глянула в светло-зеленые глаза Джейн, увидела в них исключительную скуку – ну как же, хозяин очередную девку привел! – и кротко ответила:

– Валерия.

– Pleasure to meet you… Lera, – вежливо улыбнулась Джейн. А затем, уже на неплохом русском, продолжила, – позвольте, я проведу… вас… в гостиную.

И Джейн потянула меня куда-то в сторону – тогда как Бернард уже поволок Эрика в противоположном направлении.

– Мм… Я бы разулась, – выдернув руку из нежных, но очень цепких пальчиков англичанки, я наклонилась, сбросила кроссовки.

Все-таки неприлично бродить по шикарному ковру в грязной обуви.

– Это так хорошо, что вы помогли хозяину, – равнодушно сказала Джейн, – один бы он так и остался… там…

– А что, с ним такое часто бывает?

Мы двигались по широкому коридору. И чем дальше я уходила от входной двери, тем сильнее было ощущение этакого погружения в век… Допустим, позапрошлый. Под ногами – ковер, стены – в деревянных панелях. Словно ветви в лесу, торчат по обе стороны канделябры. А свет – мягкий, золотистый, струится словно отовсюду. Впрочем, умело сделанная подсветка для меня была не в новинку. В наше время чего только не придумают! Пахло здесь… Корицей, апельсинами, мятой и хвоей, этакий рождественский букет ароматов, отчего-то навевающий мысли о сдобных булочках к свежезаваренному чаю. Желудок вяло напомнил о том, что после всех треволнений можно было бы и подкрепиться, но – помилуйте! – не выпрашивать же еду у этой ледяной английской девы?

– Периодически, – сдержанно ответила Джейн, – в прошлый раз его с трудом нашли.

Мы остановились перед первой дверью, она распахнула ее передо мной, затем включила свет.

– Будьте любезны, подождите здесь. А я сейчас принесу кофе и бутерброды.

– Спасибо.

Джейн ушла совершенно неслышно, словно испарилась. Я же прошла вглубь гостиной.

В отличие от коридора, здесь все было ультрасовременным: темно-синий мягкий гарнитур, белые стены, такой же белоснежный ковер под ногами. Огромная плазменная панель на пол стены, стеклянный журнальный столик – мне сперва показалось, что кипа глянцевых журналов парит в воздухе, и только разглядев прозрачные ножки, я с облегчением вздохнула. На стене, под стеклом, висела небольшая картина, очень старая, судя по манере письма. Так писали Рафаэль и его ученики: изображение на полотне сильно походило на цветную фотографию.

Я подошла к картине ближе: на меня задорно взглянула кареглазая девушка. Каштановые волосы, блестящие и волнистые, обрамляли ее улыбающееся лицо. Ямочки на щеках, маленькая ямочка на подбородке, маленький чуть вздернутый носик. Шею украшали три нитки жемчуга, а сережек не было – но зато такой же прекрасный жемчуг светился в темных волосах, по кромке большого черепахового гребня.

«Интересно, кто это?» – я отошла от картины. На цыпочках. Как будто могла побеспокоить безмятежный покой улыбчивой красавицы.

А настроение вдруг испортилось, в голову полезли непрошенные мысли о скоротечности нашей жизни, и о том, что наверняка от этой девушки теперь остался лишь скелет да вот это лицо, навеки запечатленное на холсте…