Было видно, что этот охранник нервничает и, наверное, оттого, что не совсем понимает или воспринимает манеру моего общения с ним, да и собственно сами манеры… извини, собрат по Варианту, «консерваториеф» ваших местных не кончал… а что они хотели? «Не соблаговолите ли… отнюдь…» Хрен вам по всей морде! Главное, выдернули меня из моего мира, из моей жизни, от моих немногих близких мне людей, а теперь я должен подпрыгивать от радости четырехсотлетней жизни? Да лучше шестьдесят, семьдесят, восемьдесят, но родных, земных лет…

Что-то там накарябав пальцем в своей электронной записной книжке, охранник все же отвел меня на крышу и ушел, но потом, спустя полчаса вернулся. За ним парил поднос, на котором кроме самой настоящей, натуральной свиной отбивной, нарезанного ломтиками помидора и пары кусочков хлеба, стоял двухсотграммовый графинчик, в котом плескалась прозрачная жидкость.

– Вот давно бы так! И не жди, целоваться в благодарность не полезу! Разве что руку пожму, – подскочил я с искусственной травы, на которой сидел и с высоты разглядывал мужика, что во дворе своего дома через широкую магистраль от госпиталя, сидел на лавочке и читал книгу, самую натуральную, бумажную книгу, я еще вчера это подметил…

Поднос влетел под один из семи зонтиков рядом и опустился на столик, а охранник встал неподалеку. На крыше, никого кроме нас не было, вероятно, не время для прогулок, а может, это место для подобных мне, то есть охраняемых персон, чтобы, так сказать, не сбёгли.

Графинчик был из какой-то прозрачной керамики, точно не пластиковый и пробка притертая, которую я вынул с характерным скрипом и налил в стаканчик грамм на пятьдесят, а потом посмотрел на своего соглядатая…

– Давай сюда, а то как-то не по-русски, – махнул я ему рукой и пригласил присесть рядом.

В ответ тот отрицательно помотал головой. Я чуть привстал и поманил его рукой, тот наклонился над столиком…

– Тут камеры? Да, понимаю, но они же не все снимают, есть и мертвые зоны.

– Разве что вон там, в арке входа, – тихо ответил охранник и кивнул на арочный свод лестницы, что вела с крыши вниз.

– Звать тебя как?

– Кидэс Тол, сержант Кидес Тол.

– О, ничего, если я тебя буду Толиком называть?

В ответ охранник пожал плечами, а я взял в руки поднос, который «неохотно» завибрировал, но все же никуда не улетел, и понес его к арке, где уселся на верхнюю ступеньку и махнул рукой сержанту: давай сюда.

Вилки и ножа не было, зато было некое устройство, позволяющее зацепить кусок мяса и нарезать его длинными соломками, также было нечто, отдаленно напоминающее пинцет, ага, такие затейливые столовые приборы.

– Садись, не стесняйся, я же не преступник, не террорист какой, – я налил в стаканчик жидкости и понюхал, странно, но пахло виноградом… граппа? Хм, кучеряво живут, – а с чего это все?

Я цапнул пинцетом отрезанный ломтик мяса и запустил его в рот – очень даже неплохо.

– Мне пришлось доложить куратору о вашем поведении, на что он выслал дополнительные инструкции.

– А куратор – это Дик?

– Да.

– Доложи ему, пусть уже забирает меня отсюда, и давай, за знакомство, – я вручил Толяну стаканчик, поднял с подноса графинчик и, стукнув им по стаканчику в руке охранника, добавил: – Ну, будь!

Сделал осторожный глоток… а ведь и вправду граппа, нормальная такая виноградная водка, и градусов пятьдесят, не меньше.

Охранник замялся на мгновение, а потом залпом выпил содержимое, хапнул пальцами дольку помидора и быстро начал пережевывать, одновременно громко вдыхая носом воздух.

– Ага, крепкая… – подтвердил я, а потом спросил: – слушай, а вот медсестра, или кто она там, она что, киборг?