В четыре с половиной года Кэт сыграла свою первую роль. Маленькую, но заметную. В шесть ей досталась уже главная – роль Герды. В десять Катерина играла во взрослых спектаклях драматического театра. В тринадцать получила премию «Открытие года» на региональном фестивале искусств. В шестнадцать без экзаменов была принята в театральное училище. В двадцать закончила его с красным дипломом и тут же была зачислена в труппу N-ского театра драмы. А в двадцать один Кэт стала его примой!

Она легко шла по жизни, походя завоевывая всех без исключения: режиссеров, критиков, коллег, зрителей, мужчин. Она играла в театре почти все заглавные партии, мелькала на региональном телевидении, имела двух любовников, один из которых снимал для нее шикарную квартиру, а второй дарил свое великолепное тело стриптизера и душу милого провинциального мальчика, мечтающего об искренней любви.

Итак, у нее было все. Или почти все...

Любви не было! Страстной, с большой буквы Любви, настоящей, всеобъемлющей, безумной! То есть влечение, восхищение, симпатию, – все это Кэт испытывала. Влечение к стриптизеру, уважение к бизнесмену, и симпатию к ним обоим. Но ни того, ни другого она не любила и чуточку от этого страдала. Ей казалось, что актриса обязательно должна познать это чувство, ведь ей так часто приходится его играть. Тем более в тот момент Кэт репетировала «Леди Макбет Мценского уезда» и роль ей никак не давалась: она не понимала свою героиню, не сопереживала ей, и никак не могла найти ей оправдание, что очень мешало Кэт создавать образ. И так как актерская работа для нее была всегда важнее остального, она стала страстно мечтать о любви. Кэт молила бога, чтоб он послал любовь, когда без нее проходил еще один день, негодовала, считая себя обделенной, высказывала Всевышнему свое недовольство... И вытребовала-таки! Любовь, та самая, с большой буквы, накрыла Кэт, как штормовой вал, и унесла в такие бездны страсти, что было не выкарабкаться. Когда это случилось, Кэт, наивная, восприняла ее как подарок небес, выстраданный и вымоленный. Но любовь эта оказалась – карой!

Кару звали Ярославом. Славой. На Ярика, Рослика, Славика он просто не откликался. Он пришел в театр сразу после училища, но ему было уже около двадцать пяти. В общем, старше Кэт, но похож на дитя. Капризный, непостоянный, увлекающийся, наивный, непредсказуемый: готовый горько плакать над мертвой птичкой и способный с исступленной жестокостью бить хлесткими словами по больному. Красив Слава был тоже как-то по-детски! Чистое лицо с нежным румянцем, огромные лучистые глаза, влажный полногубый рот, буйство пепельных кудрей, спадающих на безмятежный лоб. Тело не мужчины – подростка: без всякого намека на мышцы и волосяной покров. Принадлежи оно другому мужчине, Кэт посчитала бы его непривлекательным, но Ярослав, с его лицом эльфа, мог быть только таким: тонким, гладким, золотисто-бледным... И, что уже к фигуре не относится, безумно талантливым!

То, что это действительно так, Кэт поняла сразу, как только увидела его впервые. Стоило ей взглянуть в его глаза, в которых бушевали, не мешая друг другу, сразу две противоборствующие стихии (сероватая зелень океана, и желтые отблески огня), как она почувствовала – перед ней гений. Так же думал и сам Ярослав, поэтому ее явное восхищение воспринял как должное, а от Катиного предложения помочь ему с его первой маленькой ролью пренебрежительно отказался. Как будто знал, что играть он будет не второго крестьянина в третьем ряду, а главного героя, и играть так, что после премьеры в него влюбятся все бабы, присутствующие в театре – что в зале, что на сцене, что за кулисами... Включая Кэт.