– Во-первых, не тревожного, а творожного – учись правильно употреблять слова! А во-вторых, хозяин тапка в него с дивана редко встаёт.

– Он и тревожный тоже. Он знаешь, как меня тревожит, я только о нём и думаю. А то, что тапки редко одевает, я и сам знаю. Но если по закону подлости это как раз сегодня и случится, что тогда?

– Сам знаешь, что – будешь подклеен к подошве рядом с несъеденным пирогом.

– Злой ты, – проскрипел хитином Творог, – нет, чтобы помочь другу перевернуть тапок пирогом вверх.

– Ладно, так и быть, пойдём переворачивать, а то резьба по сыру мне порядком надоела, – сжалился он над тараканом.

– А может, дашь кусочек ниточки сырненькой всё-таки? – Творог с надеждой посмотрел на Мыша.

Но тот жадничал:

– Аппетит перебьёшь, пошли тапок переворачивать.

Они выползли из норы и осторожно подкрались к люльке. Забава опять с упоением слушала рассказ вернувшегося из кухни Шелега.

– Интересно, о чём он им рассказывает? – спросил Творог.

– Давай подслушаем, – предложил Мыш, и они заползли под люльку.

– Семейная жизнь, – вещал Шелег, – это изнуряющий процесс взаимодействия особей противоположного пола. Ты когда-нибудь задумывался о значении выражений "супружеский долг" или "стерпится-слюбится", а, Малыш? Они отражают неприглядную картину межсупружеских отношений. Убойная сила этих слов поражает, как гарпун, пущенный могучей рукой китобоя.

– Поражает, поражает, как гарпун, – повторяла Забава и гладила спину Шелега.

Мыша и Творога рассказ про гарпун не заинтересовал.

– Я про рыб не люблю. Вот если бы он про млекопитающих рассказывал – тогда – да, а про китов мне не интересно.

– Киты – вовсе не рыбы, – сказал Творог.

– А кто они, птицы что ли? – ухмыльнулся Мыш. – Если у животного есть рыбий хвост, но нет ни хитина, ни шерсти, то это животное – рыба. Тебе понятно?

Творог как-то по радио слышал, как учёный два раза повторил, что киты – это самые крупные млекопитающие на Земле. Поэтому таракан не мог принять на веру сказанное Мышом, но он не стал спорить и уклончиво сказал: "Понятно. Киты – это самые большие не насекомые, живущие на Земле".

Ладно, пошли быстрей, – поторопил Таракана Мыш. – Надо успеть – летаргическое оцепенение рано или поздно заканчивается, и тогда… тогда он сползает в тапки.

Они вылезли из-под люльки и пошли в Комнату Смеха – так Шелег называл спальню Заждана и Забавы.

Заждан лежал на животе и звучно храпел.

– Вот он, правый, – сказал Творог, показывая усом на тапок. – Правый тапок отличается от левого тем, что, когда его надевают на левую ногу, жмут пальцы правой ноги.

– Думаю, что, левой, всё-таки, – поправил Таракана Мыш. – И вообще, ты об этом знать не можешь, у тебя пальцев нет.

– Пальцев нет, но есть умение приходить к неожиданно верным заключениям. Ты лицо Заждана, или что там у него по утрам, видел? Он часто тапки путает, поэтому до обеда перекошенным бродит. Вот он кстати – правый. Видишь, какой под ним жирный кусище натоптан?

– Не мог рядом поставить, засунул под левый, теперь вытаскивай его, напрягайся, – недовольно причитал Мыш.

– Он как диван видит, сразу, как подкошенный, падает. Тапки уже потом с него сваливаются, – пояснил Творог.

– Какая мне разница, что с него сваливается? Разорвал бы, если бы был размером ну хотя бы с мелкую рысь, – злобно проворчал Мыш, кося глазом на Заждана. Он оттащил тапок на середину комнаты, и обессиленный упал на ковёр лапами вверх.

– Оттащить – это лишь полдела, надо ещё перевернуть, – сказал Творог.

– Сами мы этого сделать не сможем, надо Шелега звать, – ответил Мыш.

Они вышли из Комнаты Смеха, снова забрались под люльку и стали ждать, пока кот закончит рассказ.