Машина дежурной группы остановилась у обычной пятиэтажной панелькой среди трёх длинных десятиэтажных общаг. Когда-то общежития были студенческими, а пятиэтажка – жильём для преподавательского состава, но лишь для семейных. Холостые педагоги обитали там, где и студенты, мешая молодым спокойно кутить все студенческие годы напролет. Однако педагогическую академию лет семь как закрыли, и в её корпусах расположилось множество фирм да магазинов самой различной масти. А в общагах обитали все, кто угодно, но студенты из других ВУЗов были в меньшинстве. Зато было через край гастарбайтеров из такой близкой и почти родной Средней Азии, неустанно кричащей о самостоятельности, невзирая на то, что её дети круглый год зарабатывали в России, а не дома. И к ним привыкли. Олег и сам всегда покупал фрукты да ягоды только у торговцев из жарких южных стран, каждый раз начиная и заканчивая обращение словом: «Уважаемый». Азиаты и кавказцы очень любят это слово, много им не надо, и Рассказова они ни разу не обманули.

В преподавательском доме тоже жили разные люди, и, пожалуй, ни один из них педагогом не был. Но, как правило, они были потомками тех, кто когда-то учил, как правильно среди детворы сеять вечное, разумное, доброе.

Машина скорой медпомощи застыла у второго подъезда. Вся бригада дремала в салоне, не выключив свет. Рядом припарковался новенький УАЗ-Хантер экипажа ППС из городского отдельного батальона, но внутри находился только водитель с погонами старшины полиции на форменной кожаной, как и у Олега с экспертом, куртке, да сигаретой во рту. На немолодом лице шофёра без труда читалась, спать ему не хочется, однако до жути скучно.

– Я констатировал смерть женщины, но патрульные не отпускают. Сказали вас дожидаться, а у меня ещё вызовов много, если так-то разобраться, – монотонно проворчал врач и зевнул, не прикрыв рот ладонью.

– Причина смерти? – спросила следователь.

– Вероятнее всего, разрыв печени, если так-то разобраться. И обильная кровопотеря. Один точный удар. Смерть наступила где-то за час до нашего приезда, – всё так же безразлично ответил медик и, пожав Олегу руку, передал ему справку.

– Профессионал бил? – уточнил Рассказов.

– Не думаю. Он там с коллегами вашими беседует. Пьяный в дугу, поэтому так удачно и попал ей. Снизу-вверх бил, левой рукой. Бытовуха, как у вас говорят, если так-то разобраться.

Олег поблагодарил врача, на что тот вздохнул и развёл руками:

– Не за что мне спасибо говорить. Красивая была, если так-то разобраться.

– Всё равно, спасибо, – поддержала Олега следователь.

– Да, ладно, – отмахнулся врач. – Мы поедем? А то ничем уже не поможем, если так-то разобраться.

– Езжайте,– поспешно ответила следователь и спросила водителя экипажа ППС. – Труповозку вызывали?

Старшина полиции, продолжая курить, пожал плечами. Он шофёр и его задача рулить, куда скажет старший экипажа. Не более того. А кто там кого вызвал, ему неинтересно.

– Пойдём, глянем, – не то спросила, не то предложила следователь оперу, безразлично глядя в след бесшумно выезжающей со двора машине скорой медпомощи.

– Пошли, – согласился эксперт вперёд Олега. – Какой этаж?

Шофёр ППС показал два пальца и втянул в себя сигаретный дым.

– Немой? – поинтересовался Рассказов и шофёр, выпустив облачко дыма, кивнул.

Олег улыбнулся и пошёл за следователем с экспертом.

Обычная дверь квартиры, деревянная и обшарпанная, была открыта настежь. Пьяный молодой человек в испачканной майке и спортивных трико с закатанными штанинами сидел в крохотной кухне на табурете. На столе, кроме литровой банки, наполовину наполненной прозрачной водой, было множество простой посуды. Глубокая железная чашка с остатками салата и закопчённая сковорода с жареным картофелем, блюдце с осиротевшим куском ржаного хлеба да стрелами зелёного лука и плоская тарелка с двумя кусочками вареной колбасы. Культурно люди отдыхали, ничего не скажешь. Но внимание опера привлекли три вилки и три гранённых стакана, один из которых валялся под столом, где успокоились и две бутылки из-под водки.