Познакомились они совершенно случайно. Вернувшийся со срочной службы Киреев долго не знал, чем занять себя на гражданке и дни да ночи напролёт кутил с дружками. Устроиться на работу пробовал, то автослесарем, то отделочником в строительные бригады, и даже почтальоном. В общем, был мастером на все руки, однако к рукам желательно было иметь и голову, а с ней, судя по всему, у Славки имелись проблемы, и довольно серьёзные, о чём после увольнения с четвёртой за год работы, ему в сердцах высказали родители. Славка обиделся и переехал жить к товарищу, с которым познакомились на призывном пункте, когда их увозили служить Родине по разным воинским частям, а после дембеля они нежданно встретились. Новый друг нотаций не читал и наливал, наливал, наливал. Откуда у него водились деньги, Киреев так и не понял, но особого интереса к этому не проявлял. Окружающие давно окрестили их, родившихся на исходе восьмидесятых, потерянным поколением. Кто их потерял и почему, оставалось для начинающих жить парней, неясным, а потому вскоре тоже стало неинтересным, и они не обращали внимания на слова бабок да теток, что с утра и до вечера сиживали на лавочке у подъезда да судачили об охальниках. Киреев и его дружки просто прожигали жизнь. Много пива, много девочек, согласных на всё, и редкие случайные заработки. То в ближайшем магазине загрузить, разгрузить чего, то соседям подсобить, вещи перевезти на дачу да обратно, а то ещё какая шабашка. Несколько раз ходили на разборки со шпаной, старательно подражавшей бандитским группировкам из забытых уже девяностых. Драк не было, так тычки в плечи да грудь: «Ты че?! А ты че?! Да, ты оборзел?! Ты понял?! А ты понял»? Брали друг друга на испуг, по принципу, кто кого перекричит, однако заказчики, мелкие коммерсы, до которых большим дядям из мэрии и милиции не было никакого дела, потому что взять с них было нечего, хоть и скупо, а платили. Иногда Славке Кирееву мечталось о настоящем, мужском деле. Но незаметно наступал вечер, похожий на сотни предыдущих, и мечты тонули в стакане, до краёв наполненном прохладным пивком. Киреев снова и снова пробовал устроиться на постоянную работу, и нигде не задерживался. Любое дело, за которое молодой парень увлечённо хватался, уже через неделю нашёптывало: «Я не твоё», а ещё через пару недель безжалостно сверлило душу толстенным буром.

Как-то под утро, возвращаясь к товарищу от очередной пассии, которую пошёл провожать с общей вечеринки да залежался у неё в гостях, Киреев заблудился и, пока искал дорогу, увидел человека, вылезающего из окна на первом этаже обычной панельки. Тот, прежде чем спрыгнуть, сбросил вниз полную сумку. Славка присмотрелся и понял, что перед ним вор. Настоящий. Оценив ситуацию, Киреев, не ожидая от себя подобного, пьяно заверещал во всё горло и кинулся наперерез.

– Короче, милиция! Стоять! Лежать! Стоять! Милиция!

Вор остановился в нерешительности, осмотрелся по сторонам и прошептал:

– Тихо ты, Слав. Че буробишь? Какая милиция?

– Короче, оперативная! – понять, откуда вор его знает, Киреев не мог и не пробовал, продолжая кричать, да так, чтобы пострашнее. – Опера мы! Упал! Быром упал! Ну…

Что было дальше, Славка помнил смутно. Его ударили. Странно, вор стоял перед ним, а шибанули по шее. Он резко развернулся и увидел перед собой тёмную фигуру, которая ударила его ещё раз. В лицо.

– Хера зыришь? Вали его. Никакой он не мусор. Дебил обожратый.

– Как валить? Это ж Славка, кореш наш, вчера бухали…

Через миг Киреев, переставший что-либо понимать, лежал на асфальте и видел только подошвы. Его пинали, но больно не было, и он даже ухитрился схватить одну ногу, потянуть на себя. Противник шлёпнулся, и они стали мутызгать друг друга, куда придётся. Боль пронзила только, когда спина, как показалось Славке, переломилась пополам. Встать не получилось, и, почувствовав холод, он вспомнил, что на дворе уже стояла середина октября.