– Это ничего, – сказал он, намереваясь меня успокоить. – Многие вообще в обморок падают.

Я взял со стола часы с разорванным металлическим браслетом. Стекло было разбито, и его покрывали белые нити, напоминающие щупальца медузы. Маленькая стрелка остановилась между единицей и двойкой. Минутная соскочила с оси и застряла где-то между стеклом и циферблатом.

– Не идут, – пояснил юноша, упираясь в стол растопыренными пальцами, которые побелели от напряжения.

Я взял Лешкин мобильный телефон. Если бы не чехол, трубка рассыпалась бы в моих руках. От страшного удара она напоминала детали детского конструктора, упакованные в прозрачный полиэтиленовый пакетик.

– Вдребезги, – прокомментировал юноша.

По этим вещам я теперь мог судить о том, во что превратилось тело несчастного Лешки. Я опустился на стул. Колено мелко дрожало.

– Понимаю, – с чувством произнес юноша и посоветовал: – Постарайтесь дышать полной грудью и не задерживать дыхание.

Следом за раздробленным мобильником я положил в сумку расческу, электробритву с вилкой, которая была обмотана изолентой, обмылок в мыльнице и зубную щетку с растопыренной редкой щетинкой.

– Это тоже забирайте, – сказал юноша, придвигая ко мне последнее, что осталось из Лешкиных вещей – плоскогубцы.

Среди стандартного "командировочного" набора плоскогубцы смотрелись как инородное тело. Я взял их и стал рассматривать с таким видом, словно пытался угадать их предназначение. На пластиковой ручке каким-то горячим и острым предметом были выжжены инициалы: "Я.Н."

– Разве это его плоскогубцы?

– Их нашли рядом с трупом, – ответил юноша безапелляционно, словно обеспокоился, что я откажусь забирать последнюю вещь, принадлежащую погибшему.

– Только это и все? Может, были еще какие-нибудь инструменты?

– Может быть. Но их не нашли.

Я клацнул плоскогубцами перед самыми своими глазами. Из узкой металлической пасти инструмента вывалилась крохотная чешуйка засохшей зеленой краски. Лешкина "нива" тоже была зеленого цвета.

Плоскогубцы полетели в сумку. Я тупо смотрел на опустевший стол. Из Лешкиных вещей я не получил самого главного, из-за чего потом могут возникнуть проблемы. Дело в том, что Лешка поехал в Кажму с со своим служебным пистолетом. Куда он подевался? Хорошо, если милиция нашла его в покореженной “ниве” и вернула в оружейное хранилище. А если не нашла? Начнут искать оружие где только можно. Вызовут меня на допрос, станут выяснять, брал Лешка с собой в Кажму “макаров” или оставил его в офисе, и по этому поводу проведут в агентстве обыск. Короче, начнется головняк.

– Вам надо на свежий воздух, – сказал юноша, взглянув на меня.

Уже стемнело, когда я подъехал к автосервису. Это был обшитый ржавой жестью сарай с плоской крышей, на которой стоял черный кузов от "запорожца". В маленьком мутном окне сарая горел свет. Меня ждали.

Проехав между грудами покореженных деталей, я остановился у дверей, к которым была прибита табличка: "Сигнальте! Открыто всегда!" Прежде чем выйти из машины, я посигналил, но на это отреагировал только пес с желтой комковатой шерстью, вымазанной во многих местах в смазке. Радостно виляя хвостом, он подбежал ко мне, обнюхал мои ботинки, но почему-то сразу же утратил ко мне всякий интерес.

Дверь на тугой ржавой пружине открылась со скрипом. В помещениях с подобными дверями я всегда чувствуя себя неуютно. Мне кажется, что на голову обязательно должно что-то упасть. О причинах появления этого комплекса я никогда не задумывался, но, тем не менее, я невольно втянул голову в плечи и машинально кинул взгляд наверх.

– Вообще-то я еще не повесилась! – услышал я низкий женский голос, чуть размазанный эхом. – Куда вы смотрите? Здесь я!