– Ты не обижайся, – сказал Фот, – я это по-дружески, но ты же всегда поперек.

Кавалькада преодолела лабиринт улиц и въезжала на залитую солнцем рыночную площадь. Перед фасадом светлого трехэтажного здания с прихотливой лепниной на окнах возводили помост и трибуны для предстоящей церемонии вступления герцога в титул.

– Это все из-за того случая во Фритонии? – принцесса подразумевала свое злополучное бегство.

– И это тоже, – сказал Фот. – Да хотя бы и здесь: ездить верхом, ходить по пожарной лестнице, тыкать всех носом в какие-то квадраты. А потом удивляешься, что с тобой не очень-то общаться хотят.

– Не хотят? – глупо переспросила принцесса, солнечный свет вокруг слегка потускнел.

– Ну… – Фот замялся, а потом выдал нехотя: – деревенщиной считают.

У принцессы было такое ощущение, что она проглотила кость от абрикоса целиком.

– Кто считает? – воображение подсунуло физиономию Вайонны.

– Да, вон, хоть та же Хемнель говорила…

Принцесса так растерялась, что не могла придумать, что сказать. Абрикосовая кость не провалилась в живот, а больно давила в груди.

– Это дом городского совета? – спросил принц Фот герцога, отъезжая от принцессы и показывая на трехэтажное здание.

– Нет-нет! Городской совет там, – герцог указал на здание попроще на другой стороне площади. – Это дом нашего герольда, церемониймейстера, того самого, который послезавтра и возложит на меня титул. Все по традиции!

Принцесса невидящим взглядом уставилась на дом герольда. Деревенщина?! Резные скульптуры на левой части фасада сочувственно развели руками. Да с какой стати? Сама-то эта Хемнель кто?! Скульптуры на правой части фасада не ответили, поскольку их там еще не успели установить. Принцесса отвернулась и тронула лошадь вслед за остальными, щеки у нее горели, нижняя губа предательски пыталась искривиться.

На время церемонии городской рынок сократили вдвое, оставив на дальней стороне площади только самые нарядные и богатые лавки, но и они не смогли порадовать принцессу. Она даже не слезла с лошади, чтобы рассмотреть цветные шелка или чеканные кувшины. Все это представлялось ей нечетким, будто в некотором синеватом тумане. В этом же тумане она вернулась и в замок, не заметив ни акробатов, развлекавших на канате публику, ни вкуса закусок на специально накрытых столах.

В комнате принцесса подошла к лебедю и пнула его ногой в белую грудь, хотела убедиться, что за ним никого нет. Никого не было – а жаль! Принцесса с удовольствием пнула бы еще кого-нибудь, она уже перешла от состояния синеватого оцепенения ощипанной курицы к багровому настрою бойцового петуха.

– Деревенщина! – еще некоторое время в голове крутилось только одно это слово, поэтому она повторила его семьдесят восьмой раз. – Деревенщина!

Глаза норовили намокнуть, о чем их никто не просил. Хотя это было не совсем так. Пока принцесса пребывала в оглушении, руководить организмом взялся внутренний голос.

– Мы бедные и несчастные! – возглашал он, и невесть откуда взявшийся хор подпевал тут же подхватывал: – Мы не заслужили! Ах, как несправедливо!

И голос удовлетворенно подливал влаги в глаза. Принцесса длинно выдохнула через надутые щеки и этим разогнала завывающее внутреннее собрание, а последствия уже сотворенных им бедствий промокнула снаружи запястьем.

Была одна тонкость, о которой она никак не могла подумать, пока шумели рыдальщики – что означает «заслужила»? Есть ли прямая и прочная связь между тем, что делала принцесса, и тем, что думает о ней Хемнель? Вот, например, сама принцесса думала, что Хемнель вполне компанейская и дружелюбная, а теперь думает, что она сноб и сплетница – и то и другое на основе действий самой Хемнель. Какое из описаний правильное?