– Еще я успела поговорить с Гектором.

– Мои достойные дети. Пожалуйста, съешь весь пирог сама, не отдавай ничего Майре. Твоя гончая уже вполне упитана, а вот ты слишком худая.

Я обняла маму и уткнулась лицом в ее плечо.

Она сказала, что завтра я могу вернуться в священную рощу.

– Ты можешь ходить туда, когда захочешь. Родителям женихов нравятся благочестивые девушки, но не пренебрегай и работой у станка. Мастерство они тоже хотели бы видеть в будущей невестке, – Она рассмеялась. – Самих женихов не слишком заботит мастерство или благочестие, если речь идет о настолько хорошенькой девушке. – Она легко прикоснулась к моему подбородку, поднимая лицо. – Еще и с такой улыбкой, как у тебя.

Мне удалось улыбнуться в ответ.

На следующее утро я целый час проработала за ткацким станком, а затем заглянула в кладовку рядом с кухней и наполнила корзину подношениями и еще одной мясистой косточкой для Майры. У ворот она выглядела скорее довольной угощением, чем опечаленной тем, что я снова ее покидаю.

Добравшись до священной рощи, я поставил чашу с миндалем на алтарь Аполлона и снова попросил прощения за то, что обидела его.

– Пожалуйста, позволь мне повернуть корабль судьбы.

Тот так и не появился.

«Значит справлюсь без тебя», – подумала я.

Стоило мне направиться к поляне Эвра, как в спину подул ветер, подгоняя вперед.

Бог уже ждал меня, сидя на своем алтаре.

– И все это – мне? – Он широко улыбнулся, глядя на корзину.

Опустив ее на траву, я отошла в сторону.

Бог склонился над подношениями, вытаскивая одно лакомство за другим и называя каждое.

– Ячменная лепешка. Овечий сыр, завернутый в листья. Сладкий лук, размятый с чечевицей.

Я скрестила руки на груди. Меня мучил вопрос и мне не терпелось его задать.

– Маринованный угорь. Я не пробовал его шесть лет и двенадцать дней. М-м. Грецкие орехи. Что это? – Он посмотрел на меня, держа последнее угощение. – Целая запеченная курица? Для меня? – Оторвав куриную ножку, он впился зубами в сочное мясо и добавил с набитым ртом: – Присоединяйся.

Я откусила маленький кусочек лепешки.

– Может ли твой ветер унести меня на гору Олимп? – Если Зевс окажет мне милость, все закончится, так и не начавшись.

Эвр запрокинул голову, я почувствовала дуновение ветра.

– Без приглашения? Зевс так разозлится, что создаст нового Эвра мне на замену.

Ох.

Я позволила его ветру унести прочь мое разочарование. Придумаю что-нибудь еще – сама или вместе с Эвром.

– Я узнала, кто такой Парис. Но как могло получиться, что он все еще жив?

Эвр поднял палец, давая мне знак подождать. Доев куриную ножку, он попробовал угря и закрыл глаза, смакуя угощение.

Наконец он вытер руки о тунику и произнес:

– Мой ветер летает повсюду. Подобно твоим родителям, главный пастух не смог убить младенца собственноручно, так что оставил его на горе умирать от холода или когтей и клыков диких зверей. Вот только малыша нашла и пригрела медведица. Когда пастух обнаружил, что Парис все еще жив, то сдался и вырастил его, – Эвр ухмыльнулся. – Царевич Трои, воспитанный как пастух!

– А как же язык, который пастух принес моим родителям?

– Язык оленя, – Эвр пожал плечами. – Хотя у оленей большие языки. Наверное, это был язык олененка.

– Парис знает, что он урожденный царевич?

– Его жена рассказала ему, – Эвр поведал, что мой брат женился на Эноне, горной нимфе, которая также была провидицей.

Нимфы были божествами, но не обладали бессмертием, хотя их жизнь могла длиться сотни лет. Я никогда раньше не видела нимфу. В нашей священной роще не было их статуй, а Эноны не было в моих видениях, потому что та была одновременно и богиней, и прорицательницей.